Так лечит Бог
Так лечит Бог...
ТАК ЛЕЧИТ БОГ В НАШЕ ЗАПУТАННОЕ И БЛУДНОЕ ВРЕМЯ Слава Богу, что в наше время никто не вправе запрещать обращаться за помощью Творца, молиться, ходить в церковь, отмечать религиозные праздники, как это при советской власти было.
Одно плохо… Обращаясь за помощью об исцелении к Господу, люди часто думают, что, уповая на Бога, больше ничего предпринимать не нужно, а только молиться, ставить свечи или просить исцеления у икон. Увы, прошли те времена, когда святые исцеляли людей мгновенно.
Это могли делать только сам Иисус Христос и проводящие собой святую Божью энергию – святой Великомученик Пантелеймон, монахи Сергий Родонежский, Серафим Саровский, старцы Оптинской пустыни и другие свято-чистые люди. Да и сами люди в те времена были не настолько грешны и замараны дьявольскими энергиями, как в наше запутанное и блудное время. Почти нет в наше время ни чистых батюшки, ни монаха, ни кого-либо другого. А экстрасенсорика не от сил Божьих, а от сатаны, и прибегать к лечению экстрасенсов христиане Православной Церкви строго-настрого запрещают. Обращаться за помощью об исцелении к Богу нужно и обязательно нужно. И свечи о здравии ставить, и молиться, у икон святых просить, и в церковь ходить, и каяться, и причащаться, и Господь вам в помощи не откажет.
При этом к исцелению вы сами будете вестись путем православным. Вам, например, может встреться только вам нужный врач или целитель, или же вы прочитаете в газете рецепт, который именно вам поможет. Наконец, если вам предложена операция, а она вам вовсе не нужна, то может случиться так, что эта операция отменится. То есть вы будете вестись святыми Божьими силами, к которым необходимо прислушиваться и за все данное вам (или не данное) благодарить Господа.
Время исцеления может быть разным – или быстрым, или растянется во времени – но оно обязательно наступит, ибо Бог всем, обратившимся к нему и покаявшимся, исцеление дает. Для того и даны нам болезни, чтобы направить нас на путь спасения. И в первую очередь спасения души нашей, которая может жить вечно только у Бога, а не у подножия сатаны. В Божьей обители могут жить только те люди, которые знают Бога, а не знающие Его остаются притянутыми к недрам Земли, где огонь мертвой материи.
У меня есть пациентка, которая лечит своих родителей. Отца от паралича после инсульта, мать – от рака груди. Первый раз она пришла ко мне и получила рекомендации, книги, травы и молитвы. Стала ходить в Православную Церковь, приобрела домой икону Божьей Матери, молится ей и просит наставлять на путь исцеления родителей, которых она очень любит и хочет, чтобы они как можно дольше прожили. Первое время она что-то спрашивала у меня, а потом стала приходить только за нужными травами. – Мне Матерь Божья говорит, какие травы надо моим родителям, - сказал она мне, - и вот уже отец ходит, а у матери на груди опухоль прорвало, все очистилось и зажило, только шрам остался. Три года эта женщина приходила ко мне за травами и еще ходит, т.к. продолжает поддерживать родителей профилактическим лечением. Заинтересовавшись такой Божьей помощью, я попросила ее описать путь лечения, который она проводила. Но пациентка отказалась, уповая на то, что это ее с Богом таинство, которое Бог ей дает и разглашать нельзя. Думаю, она права, и пусть далее Бог им помогает!
А истории с Божьей помощью, которые произошли в моей семье, я расскажу.
История первая, как мой сын от язвы желудка вылечился.
Болел сын гастритом с юношеского возраста, и мама ему все травки пить давала, чем сносное состояние желудка поддерживала. Позже все-таки образовалась язва 12-перстной кишки, из-за которой на призывном обследовании парня в Армию не взяли. Для мамы, слава Богу, что не взяли, теперь ведь каждый знает, как страшно в наше время сыновей в армию отпускать.
И все же мама, то есть я, думала, что многое знает, имея в распоряжении множество травок, настоек, при этом уповая только на себя, позабыв о Боге.
А приступы обострений все равно продолжались каждую весну и осень, парень был худым с затянутыми щеками. В отчаянии он одно время даже урину пил, только все тщетно.
Как-то пожаловалась я одной знакомой на здоровье сына, мол, людям помогаю, а сына вылечить не могу, и она мне в ответ говорит:
- Срочно иди в церковь и заказывай каждую субботу сорокоуст о здравии сына, двенадцать суббот подряд, желательно в разных церквях.
Стала ходить я в церкви и заказывать за сына литургии. И вот где-то после десятой литургии попадается мне в руки газета, в которой сообщается, что медиками найдена новая инфекция, которая паразитирует в желудке, отчего язвы образовываются. А еще то, что лечением и диагностикой хилобактерий да язвы желудка занимается гастроэнетрологический центр в нашем городе Киеве.
Немедленно посылаю сына в этот центр. Вы не поверите, но на приеме сын попадает к врачу, в котором узнает своего одноклассника по школе (он к этому времени уже медицинский институт закончил и работает врачом в этом самом центре). Считаю, что это не случайность, а подспорье Господом предписанное.
Как и подобает другу, провел тот сыну бесплатную диагностику и выписал лекарства в два раза дешевле. Пить те лекарства по времени следовал ровно две недели. И за это время все прошло! Навсегда… Больше сын на проблемы с желудком не жаловался, поправился, возмужал, приобрел атлетическую осанку.
Все двенадцать литургий я заказать не успела, так как сын раньше вылечился, но благодарственные свечи Богу ставить в церковь я еще долго ходила.
История вторая, которая с моей внучкой произошла.
Дети шалили, и ребенок пяти лет упал, ударился головой об острую ручку серванта, поранив голову. Разбилась мягкая ткань, образовавшая ранку в один сантиметр. Кровотечение мы остановили холодной водой и перекисью водорода, но и скорую помощь вызвали. Врачи осмотрели, помазали зеленкой и сказали: - Ранка небольшая, заживет.
Но не тут-то было. Ранка стала покрываться корочкой, которая стремительно разрасталась. Сок чистотела прикладываем, корочка отпадет, а под ней эпидермиса нет, т.е. оголенная мышечная ткань в капиллярах.
Обратились к хирургу, который нашел, что образовалась ангиома – опухоль сосудистой ткани. Тут уж бабушка, то есть я, не на шутку испугалась и снова вспомнила о Боге ( а то опять забыла после той истории с сыном).
Ангиому удалили, ранку зашили. Наблюдаем за ребенком, а шов все не заживает. Снова корочка образовываться стала и сукровицей сочится.
В отчаянии бабушка стала бегать по церквям, сперва во Фроловский монастырь пошла, заказала молебен за внучку, Затем в церковь Николая Чудотворца, где у иконы святого целителя Пантелеймона молилась и просила ребенка исцелить.
Однако к онкологу ребенка повела, так как настойчиво образовывающаяся корочка на недобрые мысли наводила. И тут онколог, осмотрев внучку, сказал, что это дерматоинфекция, и послал нас к дерматологу. С этого момента, считаю, и пришел верный путь к исцелению.
После анализов в дерматологии выяснилось, что к ранке грибок присоединился, причем грибок не простой, а рода парши. От него и вся корочка, которая несколько месяцев не давала ранке зажить. И никто из врачей раньше не мог происхождения корочки определить, да и дерматолог при осмотре, плечами пожимая, говорил, мол, какая неизвестно инфекция, пока анализ не сделали.
В аптеке мы заказали болтушку**, мазали ранку двадцать дней, и все прошло. Зажило! Правда, на том месте – небольшая лысинка, волосяной покров не восстановился, что в принципе, и есть последствием того нехорошего грибка.
Прошло двадцать дней с момента обращения бабушки к Богу до момента полного исцеления внучки. Затем я снова бежала в церковь, к иконе святого Пантелеймона и от души благодарила за оказанную помощь.
Вот так лечит нас Бог и все Его святые. Только не надо забывать о Нем и знать, что путь к исцелению придет, если вы к Всевышнему за помощью обратитесь. А теперь расскажу, какие боги у экстрасенсов лечат
Одна экстрасенсерша, к которой люди повально идут, узнав, что лично я собираю травы и готовлю сборы, стала заказывать у меня травы для своих пациентов, говоря мне, что после ее лечения надо, чтобы люди еще и травы пили. Знает, наверное, что после ее лечения болезни не проходят, а через время еще с большей силой возвращаются. Как-то принесла я ей очередную партию трав, и она начала меня соблазнять, чтобы мои чакры посмотреть. Не лечить, а только посмотреть! Я согласилась и села за столик, за которым она больных лечит. На столике, как и полагается, стояли две иконы – Иисуса Христа и Матери Божьей. И как только я стала на иконы смотреть, как вдруг заметила, что левый глаз Иисуса Христа мне моргать начал. Я как вскочу с места и тут же говорю экстрасенсерше:
- Ты кем людей лечишь?! У тебя же иконы моргают!
А она мне в ответ:
- Так и должно быть!
- Что должно? Где это видано, чтобы иконы моргали? Скажи, ты хоть в одной церкви видела, чтобы иконы моргали?
Ушла я рассерженной, а потом эта экстрасенсерша меня еще и обворовала, не вернув деньги за травы.
Иногда люди, которые не могут вылечиться, прося помощи у Бога, сомневаются в Его благости, в его присутствии над нами, говоря: « Так почему же Бог не помог? Не захотел или не смог? Видимо, не все Богу подвластно…».
На этот счет хочу ответить так: - Богу подвластно все! Только мы забыли, в какое время живем. А живем мы в последнее время, когда из земли будут грешники истребляться и когда Бог будет забирать к себе те души, которые не выдержат жестокого времени событий, что есть большей карой, чем смерть. Душу молящегося Бог забирает к себе, в свою обитель, где ей будет лучше, нежели оставаться жить в кромешном аде на земле, который рано или поздно наступит. Смерть близкого человека или даже неизбежность своей смерти принять тяжело, но обижаться на Бога за это нельзя, тем более сомневаться в Его существовании.
Благодарите Всевышнего за то, что Он дал великое чудо познать Его, знать, что Он есть и что мы связаны с Ним невидимой нитью.
В силу сказанного приведу слова врача средневековья, известного всем под именем Парацельс:
« Свет природы не лжет, но теоретики обратили его против природы. Если человек извращен, он исказит и свет природы.
Поэтому сначала ищите царство правды, и будете совершать
Больше, чем когда-либо на Земле происходило.
Как мы любим Его и ближнего, так и нам воздастся все, в чем мы
нуждаемся.
Если же мы бездеятельны и о любви забыли, то у нас и то возьмется, что мы полагаем, что имеем».
Искать пути исцеления необходимо, но без обид на Господа, ибо Он правит нашим путем лучше, чем мы сами полагаем.
Оксана Пион
Одно плохо… Обращаясь за помощью об исцелении к Господу, люди часто думают, что, уповая на Бога, больше ничего предпринимать не нужно, а только молиться, ставить свечи или просить исцеления у икон. Увы, прошли те времена, когда святые исцеляли людей мгновенно.
Это могли делать только сам Иисус Христос и проводящие собой святую Божью энергию – святой Великомученик Пантелеймон, монахи Сергий Родонежский, Серафим Саровский, старцы Оптинской пустыни и другие свято-чистые люди. Да и сами люди в те времена были не настолько грешны и замараны дьявольскими энергиями, как в наше запутанное и блудное время. Почти нет в наше время ни чистых батюшки, ни монаха, ни кого-либо другого. А экстрасенсорика не от сил Божьих, а от сатаны, и прибегать к лечению экстрасенсов христиане Православной Церкви строго-настрого запрещают. Обращаться за помощью об исцелении к Богу нужно и обязательно нужно. И свечи о здравии ставить, и молиться, у икон святых просить, и в церковь ходить, и каяться, и причащаться, и Господь вам в помощи не откажет.
При этом к исцелению вы сами будете вестись путем православным. Вам, например, может встреться только вам нужный врач или целитель, или же вы прочитаете в газете рецепт, который именно вам поможет. Наконец, если вам предложена операция, а она вам вовсе не нужна, то может случиться так, что эта операция отменится. То есть вы будете вестись святыми Божьими силами, к которым необходимо прислушиваться и за все данное вам (или не данное) благодарить Господа.
Время исцеления может быть разным – или быстрым, или растянется во времени – но оно обязательно наступит, ибо Бог всем, обратившимся к нему и покаявшимся, исцеление дает. Для того и даны нам болезни, чтобы направить нас на путь спасения. И в первую очередь спасения души нашей, которая может жить вечно только у Бога, а не у подножия сатаны. В Божьей обители могут жить только те люди, которые знают Бога, а не знающие Его остаются притянутыми к недрам Земли, где огонь мертвой материи.
У меня есть пациентка, которая лечит своих родителей. Отца от паралича после инсульта, мать – от рака груди. Первый раз она пришла ко мне и получила рекомендации, книги, травы и молитвы. Стала ходить в Православную Церковь, приобрела домой икону Божьей Матери, молится ей и просит наставлять на путь исцеления родителей, которых она очень любит и хочет, чтобы они как можно дольше прожили. Первое время она что-то спрашивала у меня, а потом стала приходить только за нужными травами. – Мне Матерь Божья говорит, какие травы надо моим родителям, - сказал она мне, - и вот уже отец ходит, а у матери на груди опухоль прорвало, все очистилось и зажило, только шрам остался. Три года эта женщина приходила ко мне за травами и еще ходит, т.к. продолжает поддерживать родителей профилактическим лечением. Заинтересовавшись такой Божьей помощью, я попросила ее описать путь лечения, который она проводила. Но пациентка отказалась, уповая на то, что это ее с Богом таинство, которое Бог ей дает и разглашать нельзя. Думаю, она права, и пусть далее Бог им помогает!
А истории с Божьей помощью, которые произошли в моей семье, я расскажу.
История первая, как мой сын от язвы желудка вылечился.
Болел сын гастритом с юношеского возраста, и мама ему все травки пить давала, чем сносное состояние желудка поддерживала. Позже все-таки образовалась язва 12-перстной кишки, из-за которой на призывном обследовании парня в Армию не взяли. Для мамы, слава Богу, что не взяли, теперь ведь каждый знает, как страшно в наше время сыновей в армию отпускать.
И все же мама, то есть я, думала, что многое знает, имея в распоряжении множество травок, настоек, при этом уповая только на себя, позабыв о Боге.
А приступы обострений все равно продолжались каждую весну и осень, парень был худым с затянутыми щеками. В отчаянии он одно время даже урину пил, только все тщетно.
Как-то пожаловалась я одной знакомой на здоровье сына, мол, людям помогаю, а сына вылечить не могу, и она мне в ответ говорит:
- Срочно иди в церковь и заказывай каждую субботу сорокоуст о здравии сына, двенадцать суббот подряд, желательно в разных церквях.
Стала ходить я в церкви и заказывать за сына литургии. И вот где-то после десятой литургии попадается мне в руки газета, в которой сообщается, что медиками найдена новая инфекция, которая паразитирует в желудке, отчего язвы образовываются. А еще то, что лечением и диагностикой хилобактерий да язвы желудка занимается гастроэнетрологический центр в нашем городе Киеве.
Немедленно посылаю сына в этот центр. Вы не поверите, но на приеме сын попадает к врачу, в котором узнает своего одноклассника по школе (он к этому времени уже медицинский институт закончил и работает врачом в этом самом центре). Считаю, что это не случайность, а подспорье Господом предписанное.
Как и подобает другу, провел тот сыну бесплатную диагностику и выписал лекарства в два раза дешевле. Пить те лекарства по времени следовал ровно две недели. И за это время все прошло! Навсегда… Больше сын на проблемы с желудком не жаловался, поправился, возмужал, приобрел атлетическую осанку.
Все двенадцать литургий я заказать не успела, так как сын раньше вылечился, но благодарственные свечи Богу ставить в церковь я еще долго ходила.
История вторая, которая с моей внучкой произошла.
Дети шалили, и ребенок пяти лет упал, ударился головой об острую ручку серванта, поранив голову. Разбилась мягкая ткань, образовавшая ранку в один сантиметр. Кровотечение мы остановили холодной водой и перекисью водорода, но и скорую помощь вызвали. Врачи осмотрели, помазали зеленкой и сказали: - Ранка небольшая, заживет.
Но не тут-то было. Ранка стала покрываться корочкой, которая стремительно разрасталась. Сок чистотела прикладываем, корочка отпадет, а под ней эпидермиса нет, т.е. оголенная мышечная ткань в капиллярах.
Обратились к хирургу, который нашел, что образовалась ангиома – опухоль сосудистой ткани. Тут уж бабушка, то есть я, не на шутку испугалась и снова вспомнила о Боге ( а то опять забыла после той истории с сыном).
Ангиому удалили, ранку зашили. Наблюдаем за ребенком, а шов все не заживает. Снова корочка образовываться стала и сукровицей сочится.
В отчаянии бабушка стала бегать по церквям, сперва во Фроловский монастырь пошла, заказала молебен за внучку, Затем в церковь Николая Чудотворца, где у иконы святого целителя Пантелеймона молилась и просила ребенка исцелить.
Однако к онкологу ребенка повела, так как настойчиво образовывающаяся корочка на недобрые мысли наводила. И тут онколог, осмотрев внучку, сказал, что это дерматоинфекция, и послал нас к дерматологу. С этого момента, считаю, и пришел верный путь к исцелению.
После анализов в дерматологии выяснилось, что к ранке грибок присоединился, причем грибок не простой, а рода парши. От него и вся корочка, которая несколько месяцев не давала ранке зажить. И никто из врачей раньше не мог происхождения корочки определить, да и дерматолог при осмотре, плечами пожимая, говорил, мол, какая неизвестно инфекция, пока анализ не сделали.
В аптеке мы заказали болтушку**, мазали ранку двадцать дней, и все прошло. Зажило! Правда, на том месте – небольшая лысинка, волосяной покров не восстановился, что в принципе, и есть последствием того нехорошего грибка.
Прошло двадцать дней с момента обращения бабушки к Богу до момента полного исцеления внучки. Затем я снова бежала в церковь, к иконе святого Пантелеймона и от души благодарила за оказанную помощь.
Вот так лечит нас Бог и все Его святые. Только не надо забывать о Нем и знать, что путь к исцелению придет, если вы к Всевышнему за помощью обратитесь. А теперь расскажу, какие боги у экстрасенсов лечат
Одна экстрасенсерша, к которой люди повально идут, узнав, что лично я собираю травы и готовлю сборы, стала заказывать у меня травы для своих пациентов, говоря мне, что после ее лечения надо, чтобы люди еще и травы пили. Знает, наверное, что после ее лечения болезни не проходят, а через время еще с большей силой возвращаются. Как-то принесла я ей очередную партию трав, и она начала меня соблазнять, чтобы мои чакры посмотреть. Не лечить, а только посмотреть! Я согласилась и села за столик, за которым она больных лечит. На столике, как и полагается, стояли две иконы – Иисуса Христа и Матери Божьей. И как только я стала на иконы смотреть, как вдруг заметила, что левый глаз Иисуса Христа мне моргать начал. Я как вскочу с места и тут же говорю экстрасенсерше:
- Ты кем людей лечишь?! У тебя же иконы моргают!
А она мне в ответ:
- Так и должно быть!
- Что должно? Где это видано, чтобы иконы моргали? Скажи, ты хоть в одной церкви видела, чтобы иконы моргали?
Ушла я рассерженной, а потом эта экстрасенсерша меня еще и обворовала, не вернув деньги за травы.
Иногда люди, которые не могут вылечиться, прося помощи у Бога, сомневаются в Его благости, в его присутствии над нами, говоря: « Так почему же Бог не помог? Не захотел или не смог? Видимо, не все Богу подвластно…».
На этот счет хочу ответить так: - Богу подвластно все! Только мы забыли, в какое время живем. А живем мы в последнее время, когда из земли будут грешники истребляться и когда Бог будет забирать к себе те души, которые не выдержат жестокого времени событий, что есть большей карой, чем смерть. Душу молящегося Бог забирает к себе, в свою обитель, где ей будет лучше, нежели оставаться жить в кромешном аде на земле, который рано или поздно наступит. Смерть близкого человека или даже неизбежность своей смерти принять тяжело, но обижаться на Бога за это нельзя, тем более сомневаться в Его существовании.
Благодарите Всевышнего за то, что Он дал великое чудо познать Его, знать, что Он есть и что мы связаны с Ним невидимой нитью.
В силу сказанного приведу слова врача средневековья, известного всем под именем Парацельс:
« Свет природы не лжет, но теоретики обратили его против природы. Если человек извращен, он исказит и свет природы.
Поэтому сначала ищите царство правды, и будете совершать
Больше, чем когда-либо на Земле происходило.
Как мы любим Его и ближнего, так и нам воздастся все, в чем мы
нуждаемся.
Если же мы бездеятельны и о любви забыли, то у нас и то возьмется, что мы полагаем, что имеем».
Искать пути исцеления необходимо, но без обид на Господа, ибо Он правит нашим путем лучше, чем мы сами полагаем.
Оксана Пион
Иконостас в доме
Иконостас в доме
Оксана Пион
И К О Н О С Т А С в Д О М Е Не в такое уж далекое прошлое, всего до советской власти, во всех домах крестьян и горожан всегда была устроена молебная комната.
«Передний угол был занят иконостасом с образами старинного письма, медными складнями и крестами. Здесь теплилась всегда «неугасимая». В особой укладке, прикрепленной к стене, хранились часовник и пластырь, свечи и ладан» (Мамин –Сибиряк, Рассказы.).
До некоторых пор в селах и при советской власти не исчезала из домов икона, которая всегда висела в восточном углу комнаты, украшенная полотенцами и внизу с горящей лампадой. Не исчезала она и в некоторых домах городов, у тех людей, которые, несмотря на атеистическую пропаганду, продолжали верить в единую истину на свете, в Бога. В основном, этими оставались старые люди.
Вот и моя бабушка жила в комнате с иконами. Как сегодня, помню огромную на стене икону Иисуса Христа, стоящего на коленях и молящегося Богу о спасении его перед распятием на кресте. Икона эта называется «Моление о Чаше».
Вечерами бабушка зажигала лампады у иконы и, стоя на коленях, молилась.
Никто не имел права в этот момент зайти к ней в комнату и нарушить ее молельный обряд.
А в 53 году, когда умер Сталин, в тот день, помню, я вышла во двор, потому что все вышли. В округе стояла гробовая тишина и, вдруг, протяжный и завывающий гул сирен заполнил все пространство до небес. Казалось, что этот гул несется из Вселенной. Длился он так долго, что уши сжимало, а в душе раздирающая скорбь,
которую ощутила и я, будучи еще ребенком. Лишь моя бабушка не выходила во двор, она стояла на коленях у иконы и молилась за упокой души «душегуба», о
чем могла знать только ее интуитивная душа верующего человека. Несмотря на все
восхваления Сталина, возносящего его на престол бога, бабушка, как и все ее сверстники, знали, что более грешной души как у Сталина, еще не рождала земля. Под колеса сталинской «давильной машины» попал и ее муж, и ее старший сын и, несмотря на это, она молилась за эту грешную душу. Так знали старые люди как подобает вести себя на этой грешной земле. Не то, что теперь, есть люди, которые проклиная своих врагов, ставят им свечи за упокой при жизни. И получают за такой грех кару на свое тело, в виде тяжкой болезни и смерти.
Постепенно не только молельные комнаты, но и иконы вытиснились из домов «черными ящиками» телевизора. Место, когда-то предназначенное для икон, теперь занимает телевизор, в котором царствуют и несут в каждый дом бесовскую программу зла, несчастий и болезней. Как же мы можем избавиться от болезней, если наши комнаты несут в себе информацию зла, нечистот и скверны?
«По вашей вере и дано будет вам» - говорится в Библии. Облик смерти каждого из нас на прямую зависит от образа прожитой нами жизни. Бабушка моя, верующая и молящаяся, умерла легкой, мгновенной смертью. Дочка же ее, всю жизнь хулящая Бога за то, что он не дал ей здоровья, умерла в длительных мучениях. Царствие ей Небесное!
В настоящее время мы внимание уделяем молитве и прибегаем к ней, когда уже тяжело больны, питая надежду на спасение от Бога, хватаясь за Него, как за соломинку. Но существует ли эта соломинка в нашем доме, если в нем никогда не было иконы и никогда в нем не молились Богу? «Тернист путь» и «узки врата» в
Царствие Божье – для нас, не умеющих, не знающих, потерявших связь со всемогущими силами Бога и его Природы.
Выделить целую молельную комнату у нас теперь нет никакой возможности, в квартирах и жить-то негде всем членам семьи. И все же – можно устроить ее в спальне. Но в комнате, где стоят иконы, не должно быть телевизора – этого «исчадия ада»!
Есть еще одна беда домов, особенно сельских, причуды которой тянутся из далеких времен. Это, так называемая, гостиная комната, в которой никто не живет и, в которую очень редко и гостей пускают.
«Жить в общечеловеческом смысле в таких покоях не было никакой физической возможности, потому что и строились и убирались они преимущественно «на случай гостей». С этой нарочитой целью везде были разостланы чистые половики домашней работы, на окнах развешены кисейные занавески с бахромками. Мебель, состоящая из двух диванов, оббитых пестрым ситцем и жестких, как чугунные плиты, и парадной двуспальной постели, на которой сама Фатевна никогда не спала.
Чтобы не нарушать великолепия парадных горниц, Фатевна спала даже зимой на полу кухни, под тремя шубами, уступая печку Денисычу. Благодаря таким условиям
Фатевна целую зиму маялась то зубами, то поясницей, то животом, то головой, но я уверен, что в ее трещавшей от угара, холода, сырости и сквозного ветра, голове ни разу не мелькнула мысль о возможности занять хоть на время одну из горниц.
- Хуже постоянно хворать, Фатевна, а неровен час и богу душу отдашь, а горницы останутся, - говорил ей Денисыч.
- И пусть останутся, Феклиста будет жить… А што насчет смерти, дева, так ты это даже совсем напрасно: вон наша Глафира скрипит, а я против нее еще верба вербой». (Мамин-Сибиряк, «Рассказы»).
Разве до сих пор нет в сельских домах таких пустующих «горниц», в которой никто не живет и не спит, в которой кровать застелена ковром с огромными подушками, возвышающихся белым Эльбрусом украшенных тюлем? И разве только в селах, а в городах?
В недалеком прошлом, в знаменитом большом городе металлургов, в котором я прожила шесть лет, в домах с деревянными ставнями на окнах, красовались такие комнаты. В доме, в котором я жила, в соседской родственной его половине, гостиная комната пустовала всю сознательную жизнь ее хозяев. За шесть лет я так и не увидела, чтобы в ней пребывали даже гости. И лишь летом, выносились ковры и подушки на солнце для проветривания. Икон в этой комнате тоже не было. Какие иконы у металлургов? Рабочие тяжелой промышленности в те времена все были коммунистами и, лишь, красные звезды красовались на заборной калитке их дворов.
Судьба хозяев этих домов была точно такой же, как у героев рассказов Мамина-Сибиряка. Лишь, когда умерла хозяйка дома, наконец-то гостиная комната приобрела потребность: в ней поставили гроб с покойной. Решение напрашивается само собой: устроить в таких пустующих комнатах, у кого они до сих пор есть, молебную комнату с иконостасом. И если не гостей, то хоть Бога впустить в свой дом, в свои полати, чтобы не сетовать потом, что молитва не помогает избавиться от хвори, которую мы несем своим образом жизни и в своем доме.
Оксана Пион
Любовь и исцеление
Исцеление любовью
ИСЦЕЛЕНИЕ ЛЮБОВЬЮ Г.Марков, «Соль земли», отрывок. «- Хочешь, расскажу, Уля, как я его полюбила? – сказала Анастасия Федоровна и опять замолкла. - Хочу, хочу! Расскажите, пожалуйста, все, все! - Ну, слушай. Вскоре после окончания гражданской войны на Дальнем Востоке пришел Максим Матвеевич на рабфак. Я уже там второй год училась. Пришел он худой, утомленный и только начал учиться, заболел сыпняком. Тиф тогда косил чуть ли не всех подряд. Положили его в заразный барак. Оттуда немногие возвращались. Проходит день- другой, а я места себе не нахожу, болит у меня душа за этого паренька. Пошла я к больнице, брожу возле: туда, внутрь, никого не пускают. Вижу, выходит из барака пожилая женщина в белом халате, по всему видно – санитарка. Я к ней: « Скажите, пожалуйста, тетушка, каково здоровье Строгова Максима?» - « А он кто вам будет?» Зарделась я вся и говорю: « Братик он мне. Всего только на годок старше». Санитарка пристально посмотрела на меня и говорит: « Походит он на тебя. Плохое его дело, сестричка, без памяти который день. Боюсь, как бы не прибрал его господь бог». Я тут чуть с ног не свалилась. А санитарка о своем: « Его б сейчас молочком почаще поить, да разве за всеми уследишь, на ночь всего две санитарки на весь барак остаются». Ушла она, а я стою как прикованная. « Нет, думаю, я не допущу, чтобы такого парня господь бог прибрал». Ринулась я тут к доктору, заведующему инфекционным отделением: « Пустите меня в тифозный барак. Брат там у меня присмерти». Доктор слушать меня не желает: « Вы заразитесь! Мы вшей ежедневно с больных снимаем. Кто будет в ответе, если вы заболеете?» Я стою на своем: « С вас ответа не спросят. А вот если братец мой умрет, я вам жизни не дам, я вас по пятам буду преследовать». Вижу, задумался доктор, был он, видимо, не из храбрых. Я заметила, что он колеблется, подошла к нему, говорю: « Чтоб вы не боялись, расписку вам дам – сама настояла, сама и в ответе». Он дал лист бумаги, диктует: « Я предупреждена об опасности и в случае заболевания никаких претензий никому предъявлять не буду». Я дала подписку, он вызвал фельдшера, и тот повел меня в барак. Зашла я туда и чуть не бросилась назад. В бараке душно, стонут больные, пахнет карболкой и камфорой… Старая санитарка привела меня в самую крайнюю палату. « Тут, говорит, твой братик, умирать его сюда привезли». Лежали в этой палате пять человек. Четверо умерли, а Максим Матвеич выжил. Трое суток просидела я возле его кровати, поила с ложечки, ждала, когда наступит кризис, и укараулила! Стал он постепенно поправляться. Я сама так измоталась, что еле на ногах держусь. « Неужели, думаю, доктор прав и я заболею?» Но все-таки ничего, выстояла. И случилось в эти дни одно страшное событие. Прихожу я как-то утром в палату, где Максим Матвеич лежал. Он увидел меня, смутился и обрадовался. И вдруг говорит мне6 « Настенька, мои родители приехали. Остановились они на Извозной улице, дом номер семь, квартира семнадцать. Сходи к ним, пожалуйста, скажи, что я поправляюсь. А по дороге забеги в какой-нибудь магазин, купи гостинец сестренке. Сестренка у меня есть, Маришкой ее зовут». Я слушаю, а сама про себя соображаю: « Что-то несуразное ты, парень, бормочешь. Когда же могли приехать твои родители? Как ты узнал об этом? Я ведь уходила из барака почти в полночь и вернулась чуть свет. Никого не было». Но все-таки говорю ему: « Сходить схожу, почему бы не сходить? И гостинец куплю. Ты лежи, не беспокойся, знай, поправляйся себе». Он помолчал, улыбнулся, а потом спрашивает:« А ты видела, Настенька, какую шинель мне военком выдал? Новую, длинную, с кавалерийским разрезом. Посмотри, она там, в коридоре, возле пирамиды с винтовками висит». Я сжала зубы, чтобы не закричать. Потом взяла себя в руки, встала и говорю: «Сейчас я посмотрю». А сама за дверь! Бросилась я к тому доктору, которому подписку давала. « Доктор, милый вы человек, он с ума сошел, спасите братика». Он поднял меня, посадил на стул и совершенно спокойно говорит: « Темный вы человек, молодая барышня. У вашего брата психоз – следствие многодневной высокой температуры. Это скоро пройдет. Не раздражайте его ничем, делайте вид, что он говорит разумное, только слушайте его». Ах, Уленька, я все это помню как сейчас. Обняла я доктора и давай целовать. Он отбивается от меня: « Вы, говорит, сами-то, молодая барышня, в своем уме?» Ну, помчалась я снова в палату. Прошло после этого недели две, и его разрешили выписать. Собрали ребята со всего рабфака денег на извозчика, и мы привезли его домой. Домой – это в общежитие. И тут он начал быстро поправляться… А вскоре он признался, что любит меня. Обычно как бывает? Девчонки млеют от таких слов, а я сделалась строгой – престрогой и говорю: « Ты, может быть, полюбил меня в благодарность за то, что я за тобой в тифозном бараке ухаживала? Имей в виду, что мне благодарности не нужно, я проживу и без нее». Я, конечно, говорила это с хитринкой и никак не думала, что это обидит его. А он так обиделся, что жутко смотреть стало. Глядит на меня в упор, в глазах у него слезы, и мука, и черти прыгают, и говорит: « Я считал, что ты в людях разбираешься, можешь улавливать движения их души, а ты тупая дуреха». И ушел. Я проревела всю ночь. Девчата валерьянкой меня отпаивали, холодное полотенце на голову клали. Чем бы все это кончилось, не знаю, если б не выручила меня из этой беды Машенька Дорохина, подружка моя, теперь тоже врач. На другой же день, не говоря ни слова, она пошла к Максиму и принесла от него записку. « Настенька, прости, если обидел тебя. Беру свои грубые, недостойные тебя слова обратно. Еще раз повторяю то, что говорил: я люблю тебя, и не только потому, что ты ходила за мной в тифозном бараке. Любил бы и без этого, но за это люблю еще больше». Прочитала я записку, и так охватило меня счастье, что взлететь готова. Девчата вернулись с занятий, а я пою на все общежитие. Они смотрят на меня, удивляются: « Что такое с Настей случилось? Ночью хворала, а сейчас песни поет!». А мы с Машенькой переглядываемся и молчим. Пусть себе, мол, гадают, много будут знать, скоро состарятся!» Томас Манн, « Будденброки»: «Так обстоит дело с тифом: в смутных бредовых сновидениях, в жару и забытьи больной ясно слышит призывный голос жизни. Уверенный и свежий, этот голос доносится до него, когда он уже далеко ушел по невидимым, раскаленным дорогам, ведущим в тень, в мир и прохладу. Встрепенувшись, человек прислушивается к этому звонкому, светлому, чуть насмешливому призыву повернуть вспять, который донесся до него из дальних, уже почти позабытых краев. И если он устыдится своего малодушия, если в нем шевельнутся сознание долга, отвага, если в нем вновь пробудятся энергия, радость, любовь, приверженность к глумливой, пестрой и жестокой сутолоке, которую он на время оставил, то, как бы далеко его ни завела раскаленная тропа, он повернет назад и будет жить. Но если голос жизни, до него донесшийся, заставит его содрогнуться от страха и отвращения, если в ответ на этот веселый, вызывающий окрик он только покачает головой и отмахнется, устремившись вперед по пути, ему открывшемуся, тогда – это ясно каждому – он умрет».
Подборка цитат Оксаны Пион
Исцеление любовью к природе
Исцеление любовью к природе
Помоги мне, Матушка-Природа! Помогу - люби меня! Не сори, не пачкай воды, Исцелю тогда тебя…* Технический прогресс постоянно и упорно уводит нас от непосредственного контакта с природой и ее энергиями, прерывая эти связи электричеством, синтетикой, бетонным покрытием земли и, наконец, заключением нашего тела в «бетонный мешок» квартир. Вдохнуть глоток свежего воздуха, испить чистой ключевой воды, ощутить аромат луговых трав – все это отнято теперь у нас, или точнее: мы сами отняли у себя источники животворящих сил своей развитой наукой и техникой. Поэтому теперь ищем здоровья один раз в году, убегая к морю или на другие лоны природы. Но, опять же, все рвутся вроде бы и на природу, но в многолюдье, где общественные пляжи, отели; или едут на пикники большой компанией с выпивкой, музыкой, песнями и танцами, пугая птиц и зверей. «Вот возьмите, к примеру птицу. – Лисицын на миг приостановился, не желая упускать случая для полезного разговора с лесоустроителями. – Сидит она, сердешная, на яйцах, весь жар своего тела отдает потомству, и вдруг поблизости: «Трах! Бух!». Она пугается, взлетает. А яички тем временем стынут. А тут, глядишь, и хищник начеку. Подойдет время потомство ей выводить, а у ней, у сердешной, в гнезде почти ничего не осталось. Кому потеря? Не только птице – перво-наперво убыток человеку. Тишина и порядок, товарищи лесные устроители, в тайге нужны не меньше, чем в населенном пункте…». «Соль земли», Г.Марков. Природу надо уметь любить, общаясь с ней один на один. В тишине и безмолвной беседе она откликнется на наши просьбы. « В летнее время в Сибири бесподобно прелестны таежные вечера.Анастасия Федоровна и Ульяна сидели на Высоком мысу и молча любовались на живое течение таежного вечера. Вот чащоба леса, пронизанная до самой последней былинки солнцем, запылала как волшебный костер, вот это пылание вдруг стало затихать, наконец погасло, и откуда-то, из невидимых буераков и низин поползли длинные угловатые тени. Это с неумолимой силой надвигались сумерки. Солнце уже опустилось в лес и только тонкий, как сухой талиновый прут, лучик все еще мятежно скользил по небу. И чудилось, что он, наподобие солдата-героя, не покинет своего поста до тех пор, пока тьма-тьмущая не прихлопнет его сильное гибкое тело всей своей громадой. Синее озеро в этот тихий вечер, как самое правдивое в мире зеркало, отражало все, что свершалось в природе. Вначале оно было голубым, потом загорелось пурпуровым пламенем, еще некоторое время спустя оно стало плотно-серым, как пыльная наезженная дорога, только что смоченная редким дождем, а еще через четверть часа озеро было непроглядно темным, как вспаханный чернозем. И вдруг в глубине этой мглы робко заблестел светлячок. Прошло десять – двадцать минут, светлячки рассыпались по всему озеру. Не подымая головы и не глядя на небо, Ульяна сказала: - Звезды высыпали. Тятя говорил: в этот час самые большие рыбы выходят из омутов посмотреть, что делается на белом свете. … Давно уже Анастасия Федоровна не воспринимала жизнь так трепетно. От блеска солнца, от обилия воздуха, а главное от волнения, пробужденного в ней рассказом Ульяны: … - Поживешь так дома несколько деньков и чуешь, в душу тоска начинает стучаться. Утром проснешься, глаза не размыкаешь, лежишь, ловишь ухом каждый звук, и хочется, чтоб зашумел лес, чтоб зажурчали ручьи, чтоб птицы запели на все голоса. Мама уж знает: раз не встаю с кровати сразу, ворочаюсь, значит, в тайгу манит. «Ну, что тебе не спиться?»- спрашивает меня. « Припас, говорю, готовь, завтра в тайгу пойду». И вот идешь в тайгу. Знаешь тут на пути каждую тропку, каждый ручеек, каждое деревце, а все тебе опять в новинку. Избушка на стану – и та кажется уютной, теплой. Ни на какие дворцы ее в этот час не променяешь! … Анастасия Федоровна долго молчала. Не первый раз она переживала это странное состояние восторга, порожденное чудесными, почти сказочными свершениями природы. - Ах, как мне жаль их! – вдруг воскликнула она, поглощенная своими думами. Ульяна посмотрела на нее, но в темноте трудно было заметить удивленное выражение ее глаз. - О ком вы говорите, Анастасия Федоровна? - Ой, Уленька, о многих! Я пожалела сейчас тех, кто не подозревает, что существуют на свете такие дивные чудеса природы. Ты знаешь. Уля, у нас в облздравотделе есть секретарь Аделаида Николаевна. Она никогда в жизни никуда не выезжала. Даже за городом по-настоящему не была. А ведь ей и в голову не приходит, как она обкрадывает собственную жизнь! Бывало приедешь, из Новоюксинска, а у нее только одно на языке: « Ну что, комары вас не заели там?» Будто в природе одни комары существуют. - Чудаков не сеют, не жнут, они сами произрастают, - со спокойной снисходительностью сказала Ульяна. Она редко восторгалась красотами природы, потому что жила в природе, трудилась в ней, любила ее, как любят мать, - всем существом своим, всеми чувствами, данными человеку». Г.Марков "Соль земли" «Ты знаешь, Соня, если бы человек в часы болезни мог почувствовать всю прелесть мира, увидеть краски земли, услышать ее звуки, он исцелился бы от любой болезни в самый короткий срок». А, чтобы « комары вас не заели там»: « Дождь видать, ночью будет, к дождю комар свирепеет.… Вдруг послышался голос Краюхина: - Спасай, Марей Гордеич! До крови нас заели! К костру подошли рабочие, а за ними и Краюхин. - Под дымок вставайте! Труту сейчас подброшу, - сказал Марей и бросил в костер несколько грибов-наростов, сбитых со старых берез и осин». … « За всю ночь он забылся сном всего на час-полтора. Лежал у костра с подветренной стороны. Его обдавало дымком. Комары потренькали, позвенели с вечера, но когда с реки потянуло прохладой, отступили в чащу». «Соль земли».Г.Марков. « - Не спитья, хоть глаз коли, и будит не то что гром, а шелест листвы под окошком. - О! Это плохо… В таких случаях убегайте скорее от бессонницы в природу. По личному опыту знаю…» «Соль земли», Г.Марков. « В каждом положении ищешь что-то отрадное. Ну, первое – это природа. Тут ты всегда с ней. Я теперь приучился радоваться всему: ясному небу, теплому дню на земле, благодатному дождю в весеннюю пору. - Да ты, Михаил Алексеевич, прямо философ! – усмехнулся Ведерников. - А как же! Бог дал человеку разум, и если разум не нашел каких-то точек опоры, то в душе пустынно, как в покинутом доме». Г.Марков «Отец и сын», © Подборка цитат и комментарий Оксаны Пион
* Стихи Оксаны Пион
Юные ббабушки
Юные бабушки
РЕЦЕПТЫ ЗДОРОВЬЯ ИЗ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ЮНЫЕ БАБУШКИ
« Вокруг немало говорили, что после сорока лет уменьшается радость жизни, блекнут ее краски , ничто уже не поражает и не захватывает, как в пору юности. Говорили, что зрелость – это не что иное, как спокойное, осознанное отношение к жизни. « Но неужели впереди такое бесстрастное существование? – с тревогой и недоумением спрашивала себя, Анастасия Федоровна. – Нет, нет. У многих деятелей науки и искусства расцвет начинался после сорока лет!»
« Из всех дарований, присущих людям, Анастасия Федоровна обладала одним из самых ценных: она испытывала жгучий интерес ко всем, с кем сталкивала ее жизнь. И оттого, что она обладала жаждой общения с другими, она сама становилась для них желанной и нужной».
« - Максим говорит, что женщины часто стареют не от физического нездоровья, а от ущербности сознания. По его мнению полоса сорокалетия может длиться шесть-семь и даже десять лет, а многие заканчивают ее в два-три года и сами себя обрекают на старость. Иная женщина, говорит Максим, так рассуждает: « Муж есть, дети подросли, дела по службе идут сносно. Чего еще надо?» И не замечает, что лишившись больших стремлений, она сама себя добровольно приговорила к ранней старости. Вот и опускается понемногу, и чаще всего это начинается с внешнего облика. Смотришь, на бывшей моднице появляется платье некрасивого фасона и мрачной расцветки. Потом встречаешь такую женщину и видишь, что она и вовсе опустилась: волосы не чесаны, чулки висят гармошкой, платье не глажено. Да и на душе у нее также хаотично. Проходит год-два – и совсем невозможно узнать женщину: ходит она сгорбившись, одета кое-как. В общем, почти старуха. А ей сорок пять лет, и впереди у нее еще двадцать-тридцать лет жизни, и каких лет – зрелости! А зрелость – это же пора человеческих свершений. В юности мы лишь мечтаем об этих свершениях, а исполняем их в зрелые годы.
«Как же, говорит Максим, не ценить и не беречь это золотое время?»
« Максим прав: надо быть не старше своих лет, тогда душа всегда будет молодой». – думала она».* «Соль земли», Г.Марков. Старость, на юность не злись.
Бабушка, ты же еще молода!
Не сердись, подтянись, улыбнись!
И мы скажем тебе:
Юная бабушка! Как хороша! **
* Цитаты из романа "Соль земли" Георгий Марков.
** Стихи Оксаны Пион
« Вокруг немало говорили, что после сорока лет уменьшается радость жизни, блекнут ее краски , ничто уже не поражает и не захватывает, как в пору юности. Говорили, что зрелость – это не что иное, как спокойное, осознанное отношение к жизни. « Но неужели впереди такое бесстрастное существование? – с тревогой и недоумением спрашивала себя, Анастасия Федоровна. – Нет, нет. У многих деятелей науки и искусства расцвет начинался после сорока лет!»
« Из всех дарований, присущих людям, Анастасия Федоровна обладала одним из самых ценных: она испытывала жгучий интерес ко всем, с кем сталкивала ее жизнь. И оттого, что она обладала жаждой общения с другими, она сама становилась для них желанной и нужной».
« - Максим говорит, что женщины часто стареют не от физического нездоровья, а от ущербности сознания. По его мнению полоса сорокалетия может длиться шесть-семь и даже десять лет, а многие заканчивают ее в два-три года и сами себя обрекают на старость. Иная женщина, говорит Максим, так рассуждает: « Муж есть, дети подросли, дела по службе идут сносно. Чего еще надо?» И не замечает, что лишившись больших стремлений, она сама себя добровольно приговорила к ранней старости. Вот и опускается понемногу, и чаще всего это начинается с внешнего облика. Смотришь, на бывшей моднице появляется платье некрасивого фасона и мрачной расцветки. Потом встречаешь такую женщину и видишь, что она и вовсе опустилась: волосы не чесаны, чулки висят гармошкой, платье не глажено. Да и на душе у нее также хаотично. Проходит год-два – и совсем невозможно узнать женщину: ходит она сгорбившись, одета кое-как. В общем, почти старуха. А ей сорок пять лет, и впереди у нее еще двадцать-тридцать лет жизни, и каких лет – зрелости! А зрелость – это же пора человеческих свершений. В юности мы лишь мечтаем об этих свершениях, а исполняем их в зрелые годы.
«Как же, говорит Максим, не ценить и не беречь это золотое время?»
« Максим прав: надо быть не старше своих лет, тогда душа всегда будет молодой». – думала она».* «Соль земли», Г.Марков. Старость, на юность не злись.
Бабушка, ты же еще молода!
Не сердись, подтянись, улыбнись!
И мы скажем тебе:
Юная бабушка! Как хороша! **
* Цитаты из романа "Соль земли" Георгий Марков.
** Стихи Оксаны Пион
Дед Марей
Дед Марэй
Всем нам известно, что люди прошлого были намного здоровее нас. Мы часто завидуем им и задаемся вопросом - почему? Цивилизация!? Экология!? Медицина!? Не только.. Просто их образ жизни был, хотя и тяжелее нашего, но они могли закалить себя, находясь в соприкосновении, согласии и ритме с природой. Как старые, закаленные жизнью и природой люди, побеждают болезнь одной силой воли, рассказывается в сокращенном отрывке из романа Георгия Маркова « Соль земли».
ДЕД МАРЭЙ
« К костру подошли фельдшер и Лисицын. – Анастасия Федоровна, - обратился к ней Лисицын, - вы не попользуете каким-нибудь снадобьем старика нашего? - О ком вы говорите? – Анастасия Федоровна недоумевая, осмотрелась вокруг. - Старик тут с нами живет, Марей Гордеич. Он мне вроде родного отца. Да вот занемог… Лисицын не успел договорить. Дверь избушки открылась, и все увидели Марея. Он был без фуражки, в длинной рубахе без пояса, в полушубке, накинутом на худые плечи. Анастасия Федоровна смотрела на старика, не отрывая глаз. Внешность этого человека поразила ее. Старик был красив той особенной красотой, которая выпадает в старости на долю немногих. - Это доктора к нам приехали, Марей Гордеич, - сказал Лисицын. Старик не удивился, а только посмотрел на Анастасию Федоровну испытывающим взглядом. - Кого же лечить здесь будете? - Вас начнем лечить, Марей Гордеич, а потом сплавщиков лекарствами снабжать будем. - Душевно благодарен вам. В жизни редко приходилось мне бывать у докторов, чаще всего сам себе доктором был, - задумчиво произнес старик.» « Долго Марей был между жизнью смертью. Он часами лежал, дыша так тихо, что Арина Васильевна то и дело подходила к нему убедиться, не отошел ли он. - Почему он такой смиренный-то, доктор? Ни застонет, ни заохает… Будто нет его,- говорила Арина Васильевна, когда врач, осмотрев Марея, складывал свои инструменты в чемоданчик. Потому он тихий, Арина Васильевна, что стар. Смерть придет к нему как вполне закономерное явление. – поблескивая очками в золоченых ободках, отвечал врач. - Пожалуй, за Михайлой надо посыльного отправить. Они с Улей в тайге. - Лучше послать, - посоветовал врач.Когда врач ушел, Арина Васильевна решила с посыльным переждать до утра. Была у нее какая-то внутренняя вера, что старик выкарабкается. И в самом деле: на другой день, утром она услышала его голос, который не раздавался в стенах дома уже несколько суток. - Ариша, подойди, голубушка, ко мне. - Как Марей Гордеич? Может чайку с клюквой дать? Блинков тебе со сметаной испечь, Марей Гордеич?, - спросила Арина Васильевна. _ А что ж, съем, пожалуй, Ариша, - ответил старик и проглотил слюну, вдруг почувствовав приступ голода. Печь у Арины Васильевны уже пылала. Она налила в глиняный горшок два стакана сливок, положила горсть белой муки, щепотку соли, все это тщательно взболтала и минут через десять блины уже были готовы. Арина Васильевна помогла старику приподняться, положила ему под голову еще две подушки. Марей ел медленно, рука его сильно дрожала. На лбу выступали крупные капли пота. Но все три блина, что дала ему Арина Васильевна, он съел с удовольствием, выпил большую кружку крепкого чая. - Еще бы, Аришка, блин съел, а все-таки не стану. Подожду. Как бы хуже не было. - Добро, Марей Гордеич, добро. Лучше почаще кушай, чтобы желудок пообвык. Как захочешь опять, позови, я тут в кухне буду… Она посмотрела на него и поняла, что он утомился. – Отдыхай, Марей Гордеич, отдыхай. Я – на кухне. Она вышла. Марей лежал на спине, смотрел в потолок, шепча слова, запомнившиеся навечно со времен его бродяжьей жизни: «Пошли тебе господь счастье и избавление от мук мирских…» С этого часа Марей стал быстро поправляться. Однажды Арина Васильевна, войдя в дом, застала Марея у окна. Он сидел на стуле, облокотившись на подоконник. Услышав ее шаги, он обернулся, и она увидела, что морщинистое лицо старика необыкновенно похорошело и к нему возвращается та красота долголетия, которой природа одаривает немногих по какому-то неизъяснимому выбору. - Благодать-то, какая! Лист шумит, а тихо, - сказал старик. – А что, Ариша, Мишу с Улей не ждешь? - Кто-нибудь будет на днях. Хлеб у них на исходе. - Ты подготовь харчи, Ариша, унесу. - А не рано, Марей Гордеич, в путь собираешься? - В тайге скорей наберу тело, Ариша. Дней через пять Марей ушел в тайгу.
Марей шел медленно, отдыхал через каждые два-три километра. Присев на пень или колоду, старик дышал глубоко, чувствуя, что целительный таежный воздух возвращает бодрость. Как дитя, впервые познающее белый свет, Марей радовался всему, что видел; солнцу, сверкавшему с высоко голубого неба, шуму деревьев, аромату трав, цветов, журчанию таежных речек на пенистых перекатах, звонким птичьим голосам, раздававшимся по таежным просторам. Болезнь надолго оторвала старика от дела, ради которого он появился в Улуюлье…
Много лет тому назад Марей ушел из Улуюлья, гонимый произволом и нуждой.Марфуша, его невеста, пошла за ним в Сибирь. Он сбежал из под стражи, они поженились и несколько месяцев прожили у одного купца на пасеке. Потом подошел срок Марфуше родить. После трех суток мучений Марфуша родила сына. Марей сам принимал ребенка. Позвать повитуху было неоткуда… До ближайшего села Притаежного было больше сорока верст. Двадцать дней спустя после родов Марфуша скончалась в горячке. В ста шагах от избушки, на бугорке,… Марей схоронил жену… Он запеленал сына, привязал его полотенцем к своей груди, встал на лыжи и по сугробам через холмы, закованные льдом реки и озера, через лесную чащобу направился в Притаежное.
В Притаежное Марей пришел в глухой ночной час. .. Вдруг в одной избе блеснул огонек. - Пустите, ради Христа, обогреться, - сказал Марей громким протяжным голосом. Через минуту-другую Марей сидел в жарко натопленной избе. Ребенка распеленали. Муж и жена выслушали Марея. По их участливым лицам, по добросердечию, Марей понял, что попал к хорошим людям, и не утаил от них, что он беглый каторжанин. - Возьмем, Тиша, ребеночка. Пусть растет вместе с нашими! – со вздохом произнесла женщина. Возьмем, Палаша! А на селе скажем – подбросили нам. Марей зарыдал. Такое участие, такое истинное благородство могли быть только у людей, которые сами хорошо знали лихо. Марей поцеловал сына, поцеловал в последний раз, чтобы никогда больше не видеть его и не знать ничего о нем.
« Весной тысяча девятьсот сорок седьмого года Марей Гордеевич Добролетов покинул ставший ему родным Крайний Север и отправился в далекий путь. Он ехал не спеша, останавливался в больших городах Дальнего Востока и Сибири, с удивлением смотрел на те перемены, которые происходили на русской земле. Улуюлье оставалось прежним. Перемены мало коснулись этого края. Оказавшись в Улуюлье, Марей первым делом решил отыскать могилу Марфуши. Но годы наложили свой отпечаток и на местность. От бугра, поросшего березняком, и следа не осталось. Не было в Притаежном и той улицы, на которой стояла изба, ставшая приютом его сына. Шагая по тропе, Марей думал, как ему жить дальше. Лисицын принял его как родного отца, и совесть подсказывала ему, что он не должен иметь от Михаила Семеновича никаких тайн. Марей терпеливо подстерегал тот момент, когда Лисицын останется один. - Ты что, Миша, на курью собрался. – как-то спросил его Марей, подкараулив на берегу возле лодок. - Туда, Марей Гордеич. - Возьми меня. Разговор с тобой будет. = Ну, а ты-то как? Не тянет тебя обратно северная земля?- спросил Лисицын. Старик словно ждал этих вопросов. Он встряхнул седой гривой, оживляясь сказал: - Нет, Миша, не тянет меня обратно северная земля. Попривык я к вам. А только покою нету у меня… А спокою нет, Миша, мне по другой статье. Кровь моя в этих краях осталась… И Марей принялся рассказывать Лисицыну о своей жизни с Марфушей, о ее смерти, о сыне, которого отдал он чужим добрым людям в Притаежном в морозную вьюжную ночь. Лисицын поднял весло и лишь временами окунал его в реку, чтоб направить ход лодки, скользящей по течению. Обычно быстрый на слово Лисицын сидел сейчас как пришибленный. Перед его мысленным взором проходили как живые мучительные картины большой жизни старого и дорогого ему человека. - Уж не Вавила ли каторжанин его сын?- думал Лисицын, перебирая сети. Да, вполне возможно, что Вавила - каторжанин и был его сыном, - все больше и больше склоняясь к своей догадке, размышлял Лисицын. Чувствуя, что он не обретет покоя, пока не узнает все о жизни Вавилы – каторжанина, Лисицын отправился на пасеку к Золотареву. Золотарев вместе с табуреткой придвинулся к Лисицыну и заговорил: - Ты помнишь, какой он был орел?! В плече косая сажень, а росту в нем было – без двух вершков три аршина. Был он, Вавила, сыном Тихона Коноплева, притаежного мужика. Сам Тихон со своей старухой умерли еще при царе Николае. Детей у них, сказывали, было много, одних сынов восемь. А выжили только двое: Кирюха и он, Вавила. Как ты знаешь, Миша, оба были они у нас партизанами, и оба полегли за Советскую власть. Лисицын дышал тяжело, молчал, ждал, с нетерпением ждал, что скажет Золотарев дальше. - Теперь ты можешь спросить, а откуда у него, у Вавилы, такое прозванье: «Вавила – каторжанин?». Обскажу. Сказывали: жил-был в наших краях какой-то каторжанин без имени, без роду. На чьей-то купецкой заимке объявилась у него бабенка. Ну, сказать – любовь! Сошлись они не сватаны, не венчаны, да и прижили ребеночка. Вскоре после родов она, его любовь-то возьми да умри. Взял тогда этот мужик своего ребеночка и в Притаежное! Тихон-то Коноплев жил как раз самым крайним… Каторжанин – к нему!... Тихон был, видать, мужик душевный. Позвал он жену. А та только что родила Кирюшку. И в грудях у нее было молоко… Ну и взяли они ребеночка…….. Каторжанин поплакал над своим ребеночком, да и был таков. Тихон с бабой долго таили про свое божье дело. Да разве в деревне что-нибудь скроешь? ….Какой-то злой язык и пустил мерзопакостный слух: «Вавила не родной Коноплевым, от беглых каторжан он происходит»… Стали Вавилу прозывать с тех пор « Вавила – каторжанин». Изводили его ужас как.… Марей и Лисицын стояли возле братской могилы партизан. Ласковый ветерок шевелил седые волосы Марея. Старик сгорбился, опираясь на березовый батажок, опустил голову. - Вечная ему слава, Миша, - твердо произнес Марей и, опираясь на батажок, поднялся. Они постояли еще минуту возле братской могилы и не спеша пошли к дому. Марей то и дело оглядывался, а Лисицын слышал, как он шептал: - Покой и честь умершим,. сила и благодеяние живущим. …. В тот же день Марей слег. Жизнь его угасала. Поздно вечером Марей подозвал к себе Лисицына, слабым чуть слышным голосом промолвил: - Я уснуть собираюсь, Миша. - Отдохни, Марей Гордеич, отдохни. Разволновался ты, - не совсем поняв его, посоветовал Лисицын. Марей пристально посмотрел на Лисицына, и взгляд этот был далеким-далеким и холодным-холодным, как осеннее таежное небо. Вскоре Марей уснул, чтобы никогда не проснуться. По решению сельского Совета Марея Гордеевича Добролетова похоронили рядом с братской могилой, поближе к тому месту, где покоился прах его сына, отважного улуюльского партизана Вавилы-каторжанина». Вот как, закаленный жизнью и природой человек, мог победить болезнь одной силой воли. Кода же ему незачем стало жить, он той же силой воли ушел из жизни. Если от желания «хочу – не хочу». зависит наша жизнь, но звучащего как детский каприз, не может быть таковым, а должно быть невероятной духовной силы. Помочь в желании жить может цель, которой человек задается не только в молодости, но и в старости. Цель должна быть такой, чтобы ей конца-края не было видно. Идя за ней,. мы продлеваем себе жизнь.
ДЕД МАРЭЙ
« К костру подошли фельдшер и Лисицын. – Анастасия Федоровна, - обратился к ней Лисицын, - вы не попользуете каким-нибудь снадобьем старика нашего? - О ком вы говорите? – Анастасия Федоровна недоумевая, осмотрелась вокруг. - Старик тут с нами живет, Марей Гордеич. Он мне вроде родного отца. Да вот занемог… Лисицын не успел договорить. Дверь избушки открылась, и все увидели Марея. Он был без фуражки, в длинной рубахе без пояса, в полушубке, накинутом на худые плечи. Анастасия Федоровна смотрела на старика, не отрывая глаз. Внешность этого человека поразила ее. Старик был красив той особенной красотой, которая выпадает в старости на долю немногих. - Это доктора к нам приехали, Марей Гордеич, - сказал Лисицын. Старик не удивился, а только посмотрел на Анастасию Федоровну испытывающим взглядом. - Кого же лечить здесь будете? - Вас начнем лечить, Марей Гордеич, а потом сплавщиков лекарствами снабжать будем. - Душевно благодарен вам. В жизни редко приходилось мне бывать у докторов, чаще всего сам себе доктором был, - задумчиво произнес старик.» « Долго Марей был между жизнью смертью. Он часами лежал, дыша так тихо, что Арина Васильевна то и дело подходила к нему убедиться, не отошел ли он. - Почему он такой смиренный-то, доктор? Ни застонет, ни заохает… Будто нет его,- говорила Арина Васильевна, когда врач, осмотрев Марея, складывал свои инструменты в чемоданчик. Потому он тихий, Арина Васильевна, что стар. Смерть придет к нему как вполне закономерное явление. – поблескивая очками в золоченых ободках, отвечал врач. - Пожалуй, за Михайлой надо посыльного отправить. Они с Улей в тайге. - Лучше послать, - посоветовал врач.Когда врач ушел, Арина Васильевна решила с посыльным переждать до утра. Была у нее какая-то внутренняя вера, что старик выкарабкается. И в самом деле: на другой день, утром она услышала его голос, который не раздавался в стенах дома уже несколько суток. - Ариша, подойди, голубушка, ко мне. - Как Марей Гордеич? Может чайку с клюквой дать? Блинков тебе со сметаной испечь, Марей Гордеич?, - спросила Арина Васильевна. _ А что ж, съем, пожалуй, Ариша, - ответил старик и проглотил слюну, вдруг почувствовав приступ голода. Печь у Арины Васильевны уже пылала. Она налила в глиняный горшок два стакана сливок, положила горсть белой муки, щепотку соли, все это тщательно взболтала и минут через десять блины уже были готовы. Арина Васильевна помогла старику приподняться, положила ему под голову еще две подушки. Марей ел медленно, рука его сильно дрожала. На лбу выступали крупные капли пота. Но все три блина, что дала ему Арина Васильевна, он съел с удовольствием, выпил большую кружку крепкого чая. - Еще бы, Аришка, блин съел, а все-таки не стану. Подожду. Как бы хуже не было. - Добро, Марей Гордеич, добро. Лучше почаще кушай, чтобы желудок пообвык. Как захочешь опять, позови, я тут в кухне буду… Она посмотрела на него и поняла, что он утомился. – Отдыхай, Марей Гордеич, отдыхай. Я – на кухне. Она вышла. Марей лежал на спине, смотрел в потолок, шепча слова, запомнившиеся навечно со времен его бродяжьей жизни: «Пошли тебе господь счастье и избавление от мук мирских…» С этого часа Марей стал быстро поправляться. Однажды Арина Васильевна, войдя в дом, застала Марея у окна. Он сидел на стуле, облокотившись на подоконник. Услышав ее шаги, он обернулся, и она увидела, что морщинистое лицо старика необыкновенно похорошело и к нему возвращается та красота долголетия, которой природа одаривает немногих по какому-то неизъяснимому выбору. - Благодать-то, какая! Лист шумит, а тихо, - сказал старик. – А что, Ариша, Мишу с Улей не ждешь? - Кто-нибудь будет на днях. Хлеб у них на исходе. - Ты подготовь харчи, Ариша, унесу. - А не рано, Марей Гордеич, в путь собираешься? - В тайге скорей наберу тело, Ариша. Дней через пять Марей ушел в тайгу.
Марей шел медленно, отдыхал через каждые два-три километра. Присев на пень или колоду, старик дышал глубоко, чувствуя, что целительный таежный воздух возвращает бодрость. Как дитя, впервые познающее белый свет, Марей радовался всему, что видел; солнцу, сверкавшему с высоко голубого неба, шуму деревьев, аромату трав, цветов, журчанию таежных речек на пенистых перекатах, звонким птичьим голосам, раздававшимся по таежным просторам. Болезнь надолго оторвала старика от дела, ради которого он появился в Улуюлье…
Много лет тому назад Марей ушел из Улуюлья, гонимый произволом и нуждой.Марфуша, его невеста, пошла за ним в Сибирь. Он сбежал из под стражи, они поженились и несколько месяцев прожили у одного купца на пасеке. Потом подошел срок Марфуше родить. После трех суток мучений Марфуша родила сына. Марей сам принимал ребенка. Позвать повитуху было неоткуда… До ближайшего села Притаежного было больше сорока верст. Двадцать дней спустя после родов Марфуша скончалась в горячке. В ста шагах от избушки, на бугорке,… Марей схоронил жену… Он запеленал сына, привязал его полотенцем к своей груди, встал на лыжи и по сугробам через холмы, закованные льдом реки и озера, через лесную чащобу направился в Притаежное.
В Притаежное Марей пришел в глухой ночной час. .. Вдруг в одной избе блеснул огонек. - Пустите, ради Христа, обогреться, - сказал Марей громким протяжным голосом. Через минуту-другую Марей сидел в жарко натопленной избе. Ребенка распеленали. Муж и жена выслушали Марея. По их участливым лицам, по добросердечию, Марей понял, что попал к хорошим людям, и не утаил от них, что он беглый каторжанин. - Возьмем, Тиша, ребеночка. Пусть растет вместе с нашими! – со вздохом произнесла женщина. Возьмем, Палаша! А на селе скажем – подбросили нам. Марей зарыдал. Такое участие, такое истинное благородство могли быть только у людей, которые сами хорошо знали лихо. Марей поцеловал сына, поцеловал в последний раз, чтобы никогда больше не видеть его и не знать ничего о нем.
« Весной тысяча девятьсот сорок седьмого года Марей Гордеевич Добролетов покинул ставший ему родным Крайний Север и отправился в далекий путь. Он ехал не спеша, останавливался в больших городах Дальнего Востока и Сибири, с удивлением смотрел на те перемены, которые происходили на русской земле. Улуюлье оставалось прежним. Перемены мало коснулись этого края. Оказавшись в Улуюлье, Марей первым делом решил отыскать могилу Марфуши. Но годы наложили свой отпечаток и на местность. От бугра, поросшего березняком, и следа не осталось. Не было в Притаежном и той улицы, на которой стояла изба, ставшая приютом его сына. Шагая по тропе, Марей думал, как ему жить дальше. Лисицын принял его как родного отца, и совесть подсказывала ему, что он не должен иметь от Михаила Семеновича никаких тайн. Марей терпеливо подстерегал тот момент, когда Лисицын останется один. - Ты что, Миша, на курью собрался. – как-то спросил его Марей, подкараулив на берегу возле лодок. - Туда, Марей Гордеич. - Возьми меня. Разговор с тобой будет. = Ну, а ты-то как? Не тянет тебя обратно северная земля?- спросил Лисицын. Старик словно ждал этих вопросов. Он встряхнул седой гривой, оживляясь сказал: - Нет, Миша, не тянет меня обратно северная земля. Попривык я к вам. А только покою нету у меня… А спокою нет, Миша, мне по другой статье. Кровь моя в этих краях осталась… И Марей принялся рассказывать Лисицыну о своей жизни с Марфушей, о ее смерти, о сыне, которого отдал он чужим добрым людям в Притаежном в морозную вьюжную ночь. Лисицын поднял весло и лишь временами окунал его в реку, чтоб направить ход лодки, скользящей по течению. Обычно быстрый на слово Лисицын сидел сейчас как пришибленный. Перед его мысленным взором проходили как живые мучительные картины большой жизни старого и дорогого ему человека. - Уж не Вавила ли каторжанин его сын?- думал Лисицын, перебирая сети. Да, вполне возможно, что Вавила - каторжанин и был его сыном, - все больше и больше склоняясь к своей догадке, размышлял Лисицын. Чувствуя, что он не обретет покоя, пока не узнает все о жизни Вавилы – каторжанина, Лисицын отправился на пасеку к Золотареву. Золотарев вместе с табуреткой придвинулся к Лисицыну и заговорил: - Ты помнишь, какой он был орел?! В плече косая сажень, а росту в нем было – без двух вершков три аршина. Был он, Вавила, сыном Тихона Коноплева, притаежного мужика. Сам Тихон со своей старухой умерли еще при царе Николае. Детей у них, сказывали, было много, одних сынов восемь. А выжили только двое: Кирюха и он, Вавила. Как ты знаешь, Миша, оба были они у нас партизанами, и оба полегли за Советскую власть. Лисицын дышал тяжело, молчал, ждал, с нетерпением ждал, что скажет Золотарев дальше. - Теперь ты можешь спросить, а откуда у него, у Вавилы, такое прозванье: «Вавила – каторжанин?». Обскажу. Сказывали: жил-был в наших краях какой-то каторжанин без имени, без роду. На чьей-то купецкой заимке объявилась у него бабенка. Ну, сказать – любовь! Сошлись они не сватаны, не венчаны, да и прижили ребеночка. Вскоре после родов она, его любовь-то возьми да умри. Взял тогда этот мужик своего ребеночка и в Притаежное! Тихон-то Коноплев жил как раз самым крайним… Каторжанин – к нему!... Тихон был, видать, мужик душевный. Позвал он жену. А та только что родила Кирюшку. И в грудях у нее было молоко… Ну и взяли они ребеночка…….. Каторжанин поплакал над своим ребеночком, да и был таков. Тихон с бабой долго таили про свое божье дело. Да разве в деревне что-нибудь скроешь? ….Какой-то злой язык и пустил мерзопакостный слух: «Вавила не родной Коноплевым, от беглых каторжан он происходит»… Стали Вавилу прозывать с тех пор « Вавила – каторжанин». Изводили его ужас как.… Марей и Лисицын стояли возле братской могилы партизан. Ласковый ветерок шевелил седые волосы Марея. Старик сгорбился, опираясь на березовый батажок, опустил голову. - Вечная ему слава, Миша, - твердо произнес Марей и, опираясь на батажок, поднялся. Они постояли еще минуту возле братской могилы и не спеша пошли к дому. Марей то и дело оглядывался, а Лисицын слышал, как он шептал: - Покой и честь умершим,. сила и благодеяние живущим. …. В тот же день Марей слег. Жизнь его угасала. Поздно вечером Марей подозвал к себе Лисицына, слабым чуть слышным голосом промолвил: - Я уснуть собираюсь, Миша. - Отдохни, Марей Гордеич, отдохни. Разволновался ты, - не совсем поняв его, посоветовал Лисицын. Марей пристально посмотрел на Лисицына, и взгляд этот был далеким-далеким и холодным-холодным, как осеннее таежное небо. Вскоре Марей уснул, чтобы никогда не проснуться. По решению сельского Совета Марея Гордеевича Добролетова похоронили рядом с братской могилой, поближе к тому месту, где покоился прах его сына, отважного улуюльского партизана Вавилы-каторжанина». Вот как, закаленный жизнью и природой человек, мог победить болезнь одной силой воли. Кода же ему незачем стало жить, он той же силой воли ушел из жизни. Если от желания «хочу – не хочу». зависит наша жизнь, но звучащего как детский каприз, не может быть таковым, а должно быть невероятной духовной силы. Помочь в желании жить может цель, которой человек задается не только в молодости, но и в старости. Цель должна быть такой, чтобы ей конца-края не было видно. Идя за ней,. мы продлеваем себе жизнь.
Оксана Пион
Страх
Страх
Как побороть страх? В Библии говорится, что самый большой грех – это страх. Тяжелее всего побороть страх смерти, но если от него освободиться, то можно продлить жизнь и побороть смерть.Освобождение от страха смерти наиболее необходимо онкобольным. Как это сделать? А может быть так, как это сделал таежный отшельник Окентий?
Георгий Марков. Роман «Сибирь».
« - А вы давно здесь живете, дедушка? - спросила она. Окентий вскинул голову, посмотрел на нее пристально, придирчиво, вероятно решая, достойна ли она откровенности. С раздумьем сказал:- А вот вторую избу срубил. Одна уже сопрела. - Значит лет тридцать-сорок? – постаралась уточнить Катя. - Около того, а может быть и поболе. - Не угнетает вас одиночество? - Чего искал, то и нашел. - Вы что же пошли на одиночество сознательно? Может быть по велению веры или в силу каких-то иных обстоятельств? Окентий долго молчал. Понимал, что Катя вызывает его на открытый, чистосердечный разговор. - Неверующий я, дочь, - наконец сказал он и странно выставил свое худощавое лицо. - Не верующий ни во что? – спросила Катя, не спуская глаз с Окентия. - Ни в бога, ни в черта, ни в царя, - переходя с писклявого голоса на твердый и резкий тон, ответил Окентий. - Ну, а все-таки во что-нибудь вы верите? Без веры жить невозможно. Например, в материальность мира верите? В человеческое счастье верите?.. - Скажу, дочь, во что верю, - приподняв руку, остановил ее Окентий. - Верю в Природу. Она была до нас вечно и будет после нас вечно. И существа будут, как и были. Такие ли, как при нас, или иные, но будут. Все от солнца, дочь. Солнце кончится – и земле конец. И будет это не скоро. Сосчитать нельзя – счету не хватит у человека. Потому что ум у них короткий. А что будет дальше, не знаю, но что-то все-таки будет. Ничего не может не быть. « Стихийный материалист», промелькнуло в голове Кати, и она поторопила Окентия все тем же вопросом: - А в счастье человека верите? - Измельчали людишки, разменяли людское на зверское… Свобода от страха, дочь, в этом счастье человека… Я пробился, дочь, к этому через страдания. Гнет страха преследовал меня. В начале был страх, который внушала семья. Страх перед родителями. Потом страх перед обществом. С малых лет грозовой тучей висел над моей бедной головой страх перед богом. Пожалуй, самый большой страх. А страх перед царем? А страх перед нечистой силой? Перед голодом? Перед смертью? Я не жил, а трепетал, душа моя всегда была собрана в комок. - И вы считаете теперь себя свободным от страха? – спросила Катя, когда Окентий умолк. - Поборол. Навсегда поборол, - убежденно сказал Окентий. - Как вам это удалось? Расскажите. – Улыбка тронула губы Кати, но она сдержала ее. Окентий мог ведь, и обидеться на ее недоверие, да и недоверие могло оказаться преждевременным. - Человек, дочь, чем слаб, тем и силен: душа. От нее он может стать суеверным калекой, которого то бог, то сатана будут преследовать каждую минуту, а может от нее же, от души, стать бесстрашным богатырем..., которому все нипочем.., подвластно самое неподвластное. - Как достигнуть этого, дедушка? Каждый, наверное, захотел бы стать богатырем. - Един путь к этому - душа должна восстать против страха. - А страхи-то разные? Страх перед богом – одно, а перед голодом – другое. - Побори поначалу один из них. Другие покажутся слабше. Только упорствуй, не отступай. Потом наступит торжество силы души. - И все-таки, каким же путем шли вы? Это же очень интересно. - Длинная дорога, дочь. В молодые годы довелось мне быть дьячком в трактовом селе. Попался мне батюшка неверующий. Он и заронил в мою душу вопрос: а всесилен ли бог?Есть ли он? Не придуман ли он людьми, чтобы держать каждого в страхе. Батюшка остер был на ум, но охоч до зелья. Сгорел он белой горячкой, не дожив и до сорока годов. А след в моей душе оставил. Червяк вон и тот подтачивает двухаршинное дерево, а уж коли охватят тебя сомнения, то спасу от них нету. Покинул я православную церковь. Решил поближе узнать иноверцев. У татар жил, аллаху поклонялся. В городе чуть иудейство не принял, три года в синагогу ходил. Потом в староверчество ударился. Успокоения нигде не нашел. Куда не сунешься, везде страхом тебя, как жерновом давят. Вот тогда-то и ушел в тайгу. Рассуждал так: человек вышел из природы, его место там. Чем ближе к земле, тем ближе к естеству. Тем дальше от мерзостей человечески, тем дальше от страха… - И нашли свое? – спросила Катя. - Не сразу, дочь. Пока обрел свободу от страха в тайге, много воды утекло. Вначале поборол страх перед таинством леса. Узнал его и так и этак. И поверил, что нет в нем ничего – ни от бога, ни от сатаны. Одно естество. Было до нас, будет после нас. Перестал бояться шума леса. Поборол страх перед тишиной в лесу. Перестал бояться леса днем, а особливо ночью. А потом узнал зверей, птиц и перестал их бояться. Поверил, что даже самый сильный из них слабее человека. - Трудно все это было? – увлеченная рассказом Окентия, его откровенностью и доверием, спросила Катя. - Трудно. Не раз собирался убегать отсюда. А только куда убежишь? От одного страха к другому. Выгоды – никакой. - Случалось, вероятно всякое? – опять спросила Катя. - Случалось, - подтвердил Окентий и продолжал: - Привел как-то Степан Лукьянов ко мне своего сынишку. Лет восемь ему было. Ну, пошел мы с ним на луга, тут поблизости. Смородина в тот год по прибрежным тальникам уродилась. Собирали ягоду целый день и припозднились. Вижу: малец притомился, а ходу до избы много. Решил я переночевать на лугу. Выбрал я стог, сбросил с него верх, и улеглись мы с мальцом. Бок к боку…Парень мой как лег, так сразу и уснул. Я лежу, любуюсь звездным небом. Вдруг слышу – в реке что-то забултыхалось. Видать берег подмытый, обвалился – так подумал попервости. Потом слышу, кто-то сильно фыркает, На коня не походит, коров тут поблизости нет. В кустарниках дрозд-пересмешник защелкал, а это примета наивернейшая: медведь идет. И точно: направляется прямо к стогу, отфыркивается, сопит, стряхивает с себя воду. Вот тут и почуял я, как зашевелились у меня на голове волосы. « Что, - думаю. – делать, если полезет на стог? Ведь парень мой от испуга речи лишиться может». Оружия у меня никакого. Один топор, и тот у стога. На земле остался. Замер я. А сам мысленно гою зверя прочь… Ну, походил он возле стога, поводил носом с шумом и все-таки почуял, чего я хочу: поплелся к реке. Снова забултыхала вода. Потом стихло все. Дрозд-пересмешник тоже умолк. Так и пролежал я с открытыми глазами до рассвета. А как только парень проснулся, поправили мы макушку у стога и пошли к избе… Парню я – ни слова, а отцу рассказал, что было ночью. Степан аж руками всплеснул… А я с той поры и ружье перестал в руки брать. Понял, что нету сильнее оружия, если нету в тебе страха. От семи смертей сбережет это. - И сейчас без ружья ходите? А чем же кормитесь? - А зачем мне ружье, дочь? Я не охотник. Зверя и птицу не бью. Кормлюсь рыбой. А кроме того, грибами, ягодами, кедровыми орехами, таежной овощью. - Есть и такая? - А как же! Колба, щавель, дикий чеснок. Таежный огород, - чуть усмехнулся Окентий. - А худых людей не боитесь? - А чего им с меня взять? Да и люди эти не лесные. Дальше тракта им пути нет. - Хорошее это самочувствие, дедушка, ничего-ничего не бояться, - не без зависти вздохнула Катя». Вот и думается, что лучше: заживо умирать в «пчелиной соте» на этаже с холодной батареей, капающей ржавой водой из крана и промышленной пищей, законсервированной химией, или – уехать в заброшенное дальнее село, занять брошенную хату у леса и реки и, воссоединившись с Природой, начать новый образ жизни?.. Иногда мне предвидеться, что люди рано или поздно вернуться в свою Богом предназначенную обитель – жить на земле. Интенсивный побег людей в города заставит их бежать обратно, ибо в городах будут бушевать массовые моры. Они уже есть, только мы еще мало ощущаем их. Но чтобы там ни было, надо хотеть жить, очень сильно хотеть – это главное условие для каждого и в особенности для онкобольного. Побеждает болезнь тот, кто хочет жить. Кто же опустится духом и не захочет жить – умрет. Вспомните смерть Иллюшечки из романа Достоевского «Братья Карамазовы». В очередной приступ болезни мальчик перестал упираться смерти, отпустил себя и тотчас умер. Напротив, девяностолетний дед Марей из романа «Соль земли» Георгия Маркова. победил тяжелейшее воспаление легких одной силой воли и желанием жить. Ему еще надо было найти своего сына, которого он грудным ребенком в довоенные годы отдал чужим людям, потому что умерла его жена. И кода дед Марей узнал.., но об этом в следующем продолжении.
Георгий Марков. Роман «Сибирь».
« - А вы давно здесь живете, дедушка? - спросила она. Окентий вскинул голову, посмотрел на нее пристально, придирчиво, вероятно решая, достойна ли она откровенности. С раздумьем сказал:- А вот вторую избу срубил. Одна уже сопрела. - Значит лет тридцать-сорок? – постаралась уточнить Катя. - Около того, а может быть и поболе. - Не угнетает вас одиночество? - Чего искал, то и нашел. - Вы что же пошли на одиночество сознательно? Может быть по велению веры или в силу каких-то иных обстоятельств? Окентий долго молчал. Понимал, что Катя вызывает его на открытый, чистосердечный разговор. - Неверующий я, дочь, - наконец сказал он и странно выставил свое худощавое лицо. - Не верующий ни во что? – спросила Катя, не спуская глаз с Окентия. - Ни в бога, ни в черта, ни в царя, - переходя с писклявого голоса на твердый и резкий тон, ответил Окентий. - Ну, а все-таки во что-нибудь вы верите? Без веры жить невозможно. Например, в материальность мира верите? В человеческое счастье верите?.. - Скажу, дочь, во что верю, - приподняв руку, остановил ее Окентий. - Верю в Природу. Она была до нас вечно и будет после нас вечно. И существа будут, как и были. Такие ли, как при нас, или иные, но будут. Все от солнца, дочь. Солнце кончится – и земле конец. И будет это не скоро. Сосчитать нельзя – счету не хватит у человека. Потому что ум у них короткий. А что будет дальше, не знаю, но что-то все-таки будет. Ничего не может не быть. « Стихийный материалист», промелькнуло в голове Кати, и она поторопила Окентия все тем же вопросом: - А в счастье человека верите? - Измельчали людишки, разменяли людское на зверское… Свобода от страха, дочь, в этом счастье человека… Я пробился, дочь, к этому через страдания. Гнет страха преследовал меня. В начале был страх, который внушала семья. Страх перед родителями. Потом страх перед обществом. С малых лет грозовой тучей висел над моей бедной головой страх перед богом. Пожалуй, самый большой страх. А страх перед царем? А страх перед нечистой силой? Перед голодом? Перед смертью? Я не жил, а трепетал, душа моя всегда была собрана в комок. - И вы считаете теперь себя свободным от страха? – спросила Катя, когда Окентий умолк. - Поборол. Навсегда поборол, - убежденно сказал Окентий. - Как вам это удалось? Расскажите. – Улыбка тронула губы Кати, но она сдержала ее. Окентий мог ведь, и обидеться на ее недоверие, да и недоверие могло оказаться преждевременным. - Человек, дочь, чем слаб, тем и силен: душа. От нее он может стать суеверным калекой, которого то бог, то сатана будут преследовать каждую минуту, а может от нее же, от души, стать бесстрашным богатырем..., которому все нипочем.., подвластно самое неподвластное. - Как достигнуть этого, дедушка? Каждый, наверное, захотел бы стать богатырем. - Един путь к этому - душа должна восстать против страха. - А страхи-то разные? Страх перед богом – одно, а перед голодом – другое. - Побори поначалу один из них. Другие покажутся слабше. Только упорствуй, не отступай. Потом наступит торжество силы души. - И все-таки, каким же путем шли вы? Это же очень интересно. - Длинная дорога, дочь. В молодые годы довелось мне быть дьячком в трактовом селе. Попался мне батюшка неверующий. Он и заронил в мою душу вопрос: а всесилен ли бог?Есть ли он? Не придуман ли он людьми, чтобы держать каждого в страхе. Батюшка остер был на ум, но охоч до зелья. Сгорел он белой горячкой, не дожив и до сорока годов. А след в моей душе оставил. Червяк вон и тот подтачивает двухаршинное дерево, а уж коли охватят тебя сомнения, то спасу от них нету. Покинул я православную церковь. Решил поближе узнать иноверцев. У татар жил, аллаху поклонялся. В городе чуть иудейство не принял, три года в синагогу ходил. Потом в староверчество ударился. Успокоения нигде не нашел. Куда не сунешься, везде страхом тебя, как жерновом давят. Вот тогда-то и ушел в тайгу. Рассуждал так: человек вышел из природы, его место там. Чем ближе к земле, тем ближе к естеству. Тем дальше от мерзостей человечески, тем дальше от страха… - И нашли свое? – спросила Катя. - Не сразу, дочь. Пока обрел свободу от страха в тайге, много воды утекло. Вначале поборол страх перед таинством леса. Узнал его и так и этак. И поверил, что нет в нем ничего – ни от бога, ни от сатаны. Одно естество. Было до нас, будет после нас. Перестал бояться шума леса. Поборол страх перед тишиной в лесу. Перестал бояться леса днем, а особливо ночью. А потом узнал зверей, птиц и перестал их бояться. Поверил, что даже самый сильный из них слабее человека. - Трудно все это было? – увлеченная рассказом Окентия, его откровенностью и доверием, спросила Катя. - Трудно. Не раз собирался убегать отсюда. А только куда убежишь? От одного страха к другому. Выгоды – никакой. - Случалось, вероятно всякое? – опять спросила Катя. - Случалось, - подтвердил Окентий и продолжал: - Привел как-то Степан Лукьянов ко мне своего сынишку. Лет восемь ему было. Ну, пошел мы с ним на луга, тут поблизости. Смородина в тот год по прибрежным тальникам уродилась. Собирали ягоду целый день и припозднились. Вижу: малец притомился, а ходу до избы много. Решил я переночевать на лугу. Выбрал я стог, сбросил с него верх, и улеглись мы с мальцом. Бок к боку…Парень мой как лег, так сразу и уснул. Я лежу, любуюсь звездным небом. Вдруг слышу – в реке что-то забултыхалось. Видать берег подмытый, обвалился – так подумал попервости. Потом слышу, кто-то сильно фыркает, На коня не походит, коров тут поблизости нет. В кустарниках дрозд-пересмешник защелкал, а это примета наивернейшая: медведь идет. И точно: направляется прямо к стогу, отфыркивается, сопит, стряхивает с себя воду. Вот тут и почуял я, как зашевелились у меня на голове волосы. « Что, - думаю. – делать, если полезет на стог? Ведь парень мой от испуга речи лишиться может». Оружия у меня никакого. Один топор, и тот у стога. На земле остался. Замер я. А сам мысленно гою зверя прочь… Ну, походил он возле стога, поводил носом с шумом и все-таки почуял, чего я хочу: поплелся к реке. Снова забултыхала вода. Потом стихло все. Дрозд-пересмешник тоже умолк. Так и пролежал я с открытыми глазами до рассвета. А как только парень проснулся, поправили мы макушку у стога и пошли к избе… Парню я – ни слова, а отцу рассказал, что было ночью. Степан аж руками всплеснул… А я с той поры и ружье перестал в руки брать. Понял, что нету сильнее оружия, если нету в тебе страха. От семи смертей сбережет это. - И сейчас без ружья ходите? А чем же кормитесь? - А зачем мне ружье, дочь? Я не охотник. Зверя и птицу не бью. Кормлюсь рыбой. А кроме того, грибами, ягодами, кедровыми орехами, таежной овощью. - Есть и такая? - А как же! Колба, щавель, дикий чеснок. Таежный огород, - чуть усмехнулся Окентий. - А худых людей не боитесь? - А чего им с меня взять? Да и люди эти не лесные. Дальше тракта им пути нет. - Хорошее это самочувствие, дедушка, ничего-ничего не бояться, - не без зависти вздохнула Катя». Вот и думается, что лучше: заживо умирать в «пчелиной соте» на этаже с холодной батареей, капающей ржавой водой из крана и промышленной пищей, законсервированной химией, или – уехать в заброшенное дальнее село, занять брошенную хату у леса и реки и, воссоединившись с Природой, начать новый образ жизни?.. Иногда мне предвидеться, что люди рано или поздно вернуться в свою Богом предназначенную обитель – жить на земле. Интенсивный побег людей в города заставит их бежать обратно, ибо в городах будут бушевать массовые моры. Они уже есть, только мы еще мало ощущаем их. Но чтобы там ни было, надо хотеть жить, очень сильно хотеть – это главное условие для каждого и в особенности для онкобольного. Побеждает болезнь тот, кто хочет жить. Кто же опустится духом и не захочет жить – умрет. Вспомните смерть Иллюшечки из романа Достоевского «Братья Карамазовы». В очередной приступ болезни мальчик перестал упираться смерти, отпустил себя и тотчас умер. Напротив, девяностолетний дед Марей из романа «Соль земли» Георгия Маркова. победил тяжелейшее воспаление легких одной силой воли и желанием жить. Ему еще надо было найти своего сына, которого он грудным ребенком в довоенные годы отдал чужим людям, потому что умерла его жена. И кода дед Марей узнал.., но об этом в следующем продолжении.
Оксана Пион
Ночевка под открытым небом
Ночевка под открытым небом
О том, как герои романа «Сибирь», ночевали под открытым небом зимой, со знанием дела описано в ниже предлагаемом отрывке. Спать на воздухе тоже относится к рецепту здоровья, но знать еще, как не погибнуть в экстремальных условиях – никому не помешает. Раньше люди в лес без топора не ходили. Теперь же мы ходим в лес без запасной одежды, без ружья и топора, без спичек и соли, без компаса. Хотя…- я забыла – у нас есть мобилки. Но не у всех они есть и не всегда они с нами. А разрядится или деньги на ней закончатся? Да и не совершенна она, лучше знать старые методы. Романы писателей – сибиряков я читала очень давно, лет тридцать тому. Но когда возникла идея сделать выборку рецептов здоровья, пришлось перечитать заново от начала до конца, делая закладки в интересующих меня сюжетах. Когда же прочла отрывок о ночлеге, я тотчас рассказала его своим уже взрослым детям. Такое надо знать! Предлагаю ознакомиться и вам, дорогие читатели.
Георгий Марков «Сибирь», роман, 1972 г.
« - Баста, Гаврюха! Местечко для ночевки лучше некуда, - наконец, взмахнув рукой, сказал Федот Федотович. Акимов осмотрелся. Они стояли на круглой полянке, заметенной снегом. Справа от них – густая чаща из молодого пихтача, а слева – сухостойные кедры, раскинувшие свои высохшие сучья. - Стало быть, так, Гаврюха: лыжиной расчищай вот тут снег, а я дровами займусь, - распорядился Федот Федотович. Акимов не сразу понял, для какой надобности старик поручает ему разгребать снег. - А тут, Гаврюха, мы с тобой перину разбросим, - усмехнулся Федот Федотович и, подойдя к высокой кедровой сушине, начал ее подрубать. Щепки полетели из-под острого топора, который поблескивал в руках Федот Федотовича. Через несколько минут старик велел Акимову уйти в сторонку. Подрубленный кедр заскрипел и под тяжестью искривленной макушки, со свистом и грохотом, подминая кустарник и бурьян, упал в снег, разбрасывая его комья по всей поляне.Пока Акимов расчищал поляну, Федот Федотович подрубил вторую сушину,стоявшую, тут же. Комлями сушины лежал рядом, а к макушкам они как бы разбегались одна от другой. Федот Федотович нарубил сухих сучьев и запалил костер. Огонь потек по стволам сушин. Местечко, расчищенное Акимовым от снега, оказалось между двух потоков огня. Федот Федо©тович наломал охапку мягких пихтовых веток, бросил их на землю, говоря: - Давай, Гаврюха, ломай еще, чтобы мягче было. А я тем временем чай сварю. Акимов набрал ворох пихтовых веток, разровняв их, попробовал лечь. Ветки пружинисто держали его тело, от огня слева и справа тянуло теплом. Кедровые сушины горели жарко, ровно, слегка потрескивали, но угольки не отстреливались. « Можно даже поспать не опасаясь, что прыгающий уголек подожжет тебя», - подумал Акимов. - Такой, паря, огонь, - кивнул старик на сушины, объятые пламенем, - прозывается тунгусским. Тунгусы – люди лесные. И лето, и зиму живут в урманах. Многому у них наши русские охотники научились. - А хватит нам, Федот Федотович, этих дров до утра? – спросил Акимов. - До вечера будут гореть! Самый жар, Гаврюха, впереди. Вот когда от дерева угли начнут отваливаться, тут уж такое тепло пойдет, что никакой мороз не остановит. Мороз силен, но и огонь молодец! - Иди, Гаврюха! И зря ты одемши лег. Озябнешь! – снова послышался голос Федота Федотовича. Акимов вскочил, ощущая, как с затылка по спине поползли холодные мурашки. «Одемши лег! Что же он посоветует – до белья мне раздеться?» - подумал Акимов, приближаясь к старику, который бодро, будто позади не было целого дня беспрерывной ходьбы, суетился возле костра, постукивая ложкой о кипящий котелок. - Вкусно пахнет, Федот Федотович! – сглотнул слюну Акимов. - Садись, паря, сюда на колоду, - пригласил старик. Акимов сел. От огня, который пылал с трех сторон, струилось тепло. Федот Федотович подал Акимову сухарь и ложку, потом снял котелок с варевом и поставил его прямо на снег. - Ешь, Гаврюха! Они принялись черпать из котелка варево. Еда казалась до того вкусной, что ее не с чем было и сравнить. Вскоре Акимову стало жарко. Он сдвинул шапку на затылок, расстегнул полушубок. Управившись с варевом, они принялись пить чай. Несмотря на вечерний час и сумрак, который окутывал тайгу, Федот Федотович где-то в пихтовых зарослях нашел смородиновый кус и, отломив один прутик, измельчил его на короткие кусочки и бросил в чайник. Приправа к чаю оказалась восхитительной. Акимов отхлебнул из кружки глоток и придержал его во рту, испытывая от особого вкуса чая редкостное наслаждение. - Летом, Федот Федотович, пахнет, - прищелкнул языком Акимов. - Ага, учуял! – засмеялся старик. Они не спеша, допили чай из кружек, потом Федот Федотович начерпал снегу в котелок, сложил в него ложки и кружки и снова повесил на огонь. - Пусть помоется посуда. - Эх, вздремнуть бы, - зевнул Акимов. - А что же, давай раздевайся и ложись. И меня уж в сон клонит. - Ты тоже, Федот Федотович, скажешь! Раздевайся! Околею к утру, - со смешком в голосе сказал Акимов. - Нет, нет, паря, полушубок и пимы беспременно снимай. Вот так. Федот Федотович сбросил полушубок и, чуть подпрыгнув, лег на пихтовые пружинистые ветки, возвышающиеся копной. Потом он снял с ног валенки и поставил их ближе к огню. Он лежал теперь головой от огня, набросив на себя полушубок. Вытянутые ноги его в шерстяных чулках хорошо обогревало пламя. Шапку он не снимал, нахлобучил ее до самых глаз. Акимов снял полушубок и лег рядом с Федотом Федотовичем. Валенки он сбрасывать опасался, у него не было чулок, и ноги были замотаны в портянки. Через минуту он почувствовал, что ему тепло. Ноги и переднюю часть туловища обогревал огонь, а спиной он прижимался к Федоту Федотовичу. Под утро тунгусский огонь сделал свое дело: толстые кедровые сушины превратились в груды горячих углей. От них источалось такое тепло, что таял вокруг снег и воздух над ложем из пихтовых веток отдавал избяным духом».
.
Оксана Пион
Георгий Марков «Сибирь», роман, 1972 г.
« - Баста, Гаврюха! Местечко для ночевки лучше некуда, - наконец, взмахнув рукой, сказал Федот Федотович. Акимов осмотрелся. Они стояли на круглой полянке, заметенной снегом. Справа от них – густая чаща из молодого пихтача, а слева – сухостойные кедры, раскинувшие свои высохшие сучья. - Стало быть, так, Гаврюха: лыжиной расчищай вот тут снег, а я дровами займусь, - распорядился Федот Федотович. Акимов не сразу понял, для какой надобности старик поручает ему разгребать снег. - А тут, Гаврюха, мы с тобой перину разбросим, - усмехнулся Федот Федотович и, подойдя к высокой кедровой сушине, начал ее подрубать. Щепки полетели из-под острого топора, который поблескивал в руках Федот Федотовича. Через несколько минут старик велел Акимову уйти в сторонку. Подрубленный кедр заскрипел и под тяжестью искривленной макушки, со свистом и грохотом, подминая кустарник и бурьян, упал в снег, разбрасывая его комья по всей поляне.Пока Акимов расчищал поляну, Федот Федотович подрубил вторую сушину,стоявшую, тут же. Комлями сушины лежал рядом, а к макушкам они как бы разбегались одна от другой. Федот Федотович нарубил сухих сучьев и запалил костер. Огонь потек по стволам сушин. Местечко, расчищенное Акимовым от снега, оказалось между двух потоков огня. Федот Федо©тович наломал охапку мягких пихтовых веток, бросил их на землю, говоря: - Давай, Гаврюха, ломай еще, чтобы мягче было. А я тем временем чай сварю. Акимов набрал ворох пихтовых веток, разровняв их, попробовал лечь. Ветки пружинисто держали его тело, от огня слева и справа тянуло теплом. Кедровые сушины горели жарко, ровно, слегка потрескивали, но угольки не отстреливались. « Можно даже поспать не опасаясь, что прыгающий уголек подожжет тебя», - подумал Акимов. - Такой, паря, огонь, - кивнул старик на сушины, объятые пламенем, - прозывается тунгусским. Тунгусы – люди лесные. И лето, и зиму живут в урманах. Многому у них наши русские охотники научились. - А хватит нам, Федот Федотович, этих дров до утра? – спросил Акимов. - До вечера будут гореть! Самый жар, Гаврюха, впереди. Вот когда от дерева угли начнут отваливаться, тут уж такое тепло пойдет, что никакой мороз не остановит. Мороз силен, но и огонь молодец! - Иди, Гаврюха! И зря ты одемши лег. Озябнешь! – снова послышался голос Федота Федотовича. Акимов вскочил, ощущая, как с затылка по спине поползли холодные мурашки. «Одемши лег! Что же он посоветует – до белья мне раздеться?» - подумал Акимов, приближаясь к старику, который бодро, будто позади не было целого дня беспрерывной ходьбы, суетился возле костра, постукивая ложкой о кипящий котелок. - Вкусно пахнет, Федот Федотович! – сглотнул слюну Акимов. - Садись, паря, сюда на колоду, - пригласил старик. Акимов сел. От огня, который пылал с трех сторон, струилось тепло. Федот Федотович подал Акимову сухарь и ложку, потом снял котелок с варевом и поставил его прямо на снег. - Ешь, Гаврюха! Они принялись черпать из котелка варево. Еда казалась до того вкусной, что ее не с чем было и сравнить. Вскоре Акимову стало жарко. Он сдвинул шапку на затылок, расстегнул полушубок. Управившись с варевом, они принялись пить чай. Несмотря на вечерний час и сумрак, который окутывал тайгу, Федот Федотович где-то в пихтовых зарослях нашел смородиновый кус и, отломив один прутик, измельчил его на короткие кусочки и бросил в чайник. Приправа к чаю оказалась восхитительной. Акимов отхлебнул из кружки глоток и придержал его во рту, испытывая от особого вкуса чая редкостное наслаждение. - Летом, Федот Федотович, пахнет, - прищелкнул языком Акимов. - Ага, учуял! – засмеялся старик. Они не спеша, допили чай из кружек, потом Федот Федотович начерпал снегу в котелок, сложил в него ложки и кружки и снова повесил на огонь. - Пусть помоется посуда. - Эх, вздремнуть бы, - зевнул Акимов. - А что же, давай раздевайся и ложись. И меня уж в сон клонит. - Ты тоже, Федот Федотович, скажешь! Раздевайся! Околею к утру, - со смешком в голосе сказал Акимов. - Нет, нет, паря, полушубок и пимы беспременно снимай. Вот так. Федот Федотович сбросил полушубок и, чуть подпрыгнув, лег на пихтовые пружинистые ветки, возвышающиеся копной. Потом он снял с ног валенки и поставил их ближе к огню. Он лежал теперь головой от огня, набросив на себя полушубок. Вытянутые ноги его в шерстяных чулках хорошо обогревало пламя. Шапку он не снимал, нахлобучил ее до самых глаз. Акимов снял полушубок и лег рядом с Федотом Федотовичем. Валенки он сбрасывать опасался, у него не было чулок, и ноги были замотаны в портянки. Через минуту он почувствовал, что ему тепло. Ноги и переднюю часть туловища обогревал огонь, а спиной он прижимался к Федоту Федотовичу. Под утро тунгусский огонь сделал свое дело: толстые кедровые сушины превратились в груды горячих углей. От них источалось такое тепло, что таял вокруг снег и воздух над ложем из пихтовых веток отдавал избяным духом».
.
Оксана Пион
Еда таежников
ЕДА ТАЕЖНИКОВ – СИБИРЯКОВ,
НАШИХ ПРАДЕДОВ - ДЕДОВ
Оксана Пион
Онкобольные, столкнувшись с макробиотическим питанием, рекомендованным Е.Г.Лебедевым и другими целителями натурального питания, узнав, что в пищу нельзя употреблять мясо, молоко, яйца, сахар и кондитерские изделия, приходят в ужас, восклицая: « А что же тогда кушать?!» Это говорит о том, насколько мы привыкли запихивать себя этими продуктами и забыли, что относится к натуральной здоровой и живой пище.
А что же ели наши предки в старину? Разве у них были на столе торты с обилием крема в виде роз, или йогурты и майонезы, или колбасы всевозможных сортов, и паштеты, консервы, и голландские сыры?
Слово макро – означает большое, а био – жизнь, т.е. это питание дающее большую жизнь. Мы приходим в ужас, если нам предлагают жизнь – абсурд какой-то получается. Вот в какой тупик мы зашли с помощью изобретательной кулинарии, смешивая все подряд.
А пища живая – она простая и компонентов в ней не больше двух-трех: хлеб – чай, картошка – огурец, салат – хлеб, ягода с хлебом. Да, да - можно есть один хлеб с ягодой, как это делали герои романов Георгия Маркова и были радостно счастливы от такой еды.
« День уже клонился к вечеру, а он с утра еще ничего не ел. Он заходит в смородинник. Терпковатый, вкусный запах разжигает аппетит. В мешке, перекинутом через плечо, лежит кусок черного хлеба. Он вытаскивает хлеб, подходит к кусту, усеянному гроздьями ягод, и ест их с хлебом». «Соль земли», Г.Марков.
« Обедал он, не вылезая из обласка. Скользя под яром, он увидел в одном месте склонившиеся над водой заросли черной смородины. Ягод было так много и они были такие крупные, что у Алешки потекли слюнки. Кому доводилось хаживать по рекам в позднюю осеннюю пору, тот знает, что нет на свете еды, восхитительнее, чем сибирские ягоды, прокаленные солнцем и прихваченные первым морозцем. Чудом уцелевшие от ветров и птиц, они обладают в это время волшебными свойствами. Доставляя редкостное наслаждение своим ароматом и вкусом, они не только насыщают человека, но делают его бодрым, обостряют зрение и слух, добавляют ему новые силы.
Завидев черносмородинные заросли, Алешка схватился за ветку, придержал обласок… Подсунув под себя длинную ветку, Алешка достал хлеб и принялся уплетать его вместе со смородиной. Через десять-пятнадцать минут он насытился, зачерпнул кружкой мутную обскую воду, попил и двинулся дальше». «Отец и сын», Г. Марков.
« За весь день они сделали две короткие остановки, чтобы пожевать хлеб с брусникой». Там же.
« В землянке было довольно сумрачно, но зато тепло, пахло вкусной едой. На маленьком столике – сковородка с жареной дичью, свежий хлеб, брусника, припорошенная сахарной пудрой». Там же.
« Михей любил поучать. С хрустом и сопением уминая картошку, приправленную конопляным маслом, он говорил:». Там же.
« Несмотря на ранний час, печка уже топилась, и ее круглое чело было заставлено чугунками. В одном из них оказалась картошка. Старуха быстро очистила с картофелин кожуру, разрезала их пополам и на четвертушки, горкой наложила на широкую сковороду и, залив сметаной, снова сунула в печь.
Акимов сроду не едал такой вкусной картошки. Сметана вскипела, поджарилась, накрыв картошку хрусткой темно-коричневой корочкой».
«Сибирь», Г.Марков.
Мясо ели, но это были в основном рыба и птица-дичь. Лось, или как они называли , сохатина и рыбья икра красовались на богатых столах. Вино было самодельное в виде наливок и ягодных настоек. Но что такое мясо дикого животного? Сила дикого животного могла энергетически передаваться и человеку, не то, что свинья, належавшая бока.
«…Вскоре вернулись с курьи Ульяна и Станислав. Они несли подвешенную на палку щуку. Хвост ее волочился по земле. Щука была пестрая, с черными полосами по бокам и выгнутой спиной, покрывшейся какой-то зеленой слизью.
Лисицын вскочил, кинулся навстречу Ульяне и Станиславу, но остановился и, хлопнув себя руками по бокам, воскликнул:
- Ох, язви ее, сама царица ввалилась!
- Откуда ты, тятя, знаешь, что царица? – спросила Ульяна.
- А видишь на спине зеленый мох? Лет двести, наверно живет. Старше ее в округе нету. А у них, у щук так: кто старше, тот и царь…
- Давай, Уля, обхаживай ее да в колоду с солью. Да соли не жалей, иначе ее не прожуешь, - распорядился Лисицын.
- Ты сам, тятя! Я глухарей начну к обеду готовить.
- Ну и лады! – согласился Лисицын». «Соль земли», Г. Марков.
« А уж как изжарен был карась, до чего вкусен он был – тут ни у Акимова. Ни у Ефима слов не хватило! Они только языком прищелкивали.
Акимов еще в пору своих путешествий с Лихачевым заметил, что здесь в Сибири – в деревне ли, на плесах ли рек, на охотничьих станах – еда отличалась особенным вкусом. Доводилось ему бывать в Петрограде, в самых лучших ресторанах, посещал он и званые обеды дядюшки, на которые собирались светила русской науки, - уж там-то чего только не подавали! Иное блюдо так заковыристо называлось, такой иностранщиной веяло от этого названия, а вот есть такое хитроумное угощение приходилось с трудом. А тут простой жареный карась, а удовольствия от него больше, чем от званого обеда.
- Как вы, хозяюшка, сумели так вкусно изжарить карася? – спросил Акимов смутившуюся старуху, для которой даже странным показался этот вопрос.
- Как всегда. Распорола, очистила, посолила, на сковороду положила, в печь поставила, - перечисляла старуха.
- Ан нет, Фекла, про одно забыла сказать, - перебил ее Филарет.
- Ты что, старик?! Все сказала.
- Нет, не все. Забыла про молоко, - напомнил Филарет.
- И вправду забыла про это, - спохватилась старуха. – Как класть карася на сковороду, подержала его в молоке.
- А для чего это? – продолжал любопытствовать Акимов.
- А чтоб тинный дух от него отошел и мясо стало нежнее, - объяснила старуха».
«Сибирь», Г.Марков.
« Когда Максим через час вместе с шофером вернулся в дом, на столе, накрытом свежей белой скатертью, шумел медный самовар. От вареной картошки в эмалированной глубокой миске шел вкусный парок. На тарелках соленые грузди и рыжики, огурцы, помидоры, и такие на вид свежие, словно только что снятые с грядки. На концах стола – два пузатых стеклянных графина.
Один, темно-вишневый, графин не озадачил Максима. Там была водка, настоянная на сушеной черной смородине. Но что было в другом? Даже на взгляд чувствовалось, что эта золотисто-прозрачная жидкость плотнее и тяжелее, чем настойка.
- А вы, Максим Матвеич, в грибочки-то подлейте кедрового маслица, у них сразу вкус другой будет…- угощала хозяйка.
- Так вот это что! Кедровое масло! – вдруг обрадовано подумал Максим.
- У вас что же, маслобойка в селе? – с интересом спросил он.
- В том – то и дело, что маслобойки нет. Кедровников много, и ореха собираем немало, а маслобойку построить не можем. Это масло я простым жимом в кадке отжал». «Соль земли», Г.Марков.
Ну, как? Слюнки потекли? А продуктов-то сколько здесь было? Хлеб, картошка, огурец, грибочки, рыба и чай. Кедровое масло? Ценный продукт! У нас кедровое масло только в аптеке имеется, в пузырьках по 30-50 мл. А вот самого кедрового ореха вдоволь. После книг Владимира Мегре «Золотые кедры России», кедровый орех к нам тоннами навезли, но по 100 гривен за килограмм.
Однако у нас имеются грецкий орех и масло ореховое, масло кукурузное и оливковое, арахис и арахисовое масло – продукты не менее ценные и более необходимые чем жиры животные - это каждому известно. Если их сочетать с тем обилием овощей, фруктов, грибов, семечек и зерновых, то импровизируя, можно несчетное количество блюд приготовить. Рыбы тоже вдоволь морской мороженной и речной продается. Сортов мяса всего несколько - говядина, свинина, баранина и птица, остальных же продуктов несчетно. И когда требуется не употреблять мясо в пищу, нам кажется, что уже есть нечего.
От изобилия - нам есть нечего! И не хочется! А вы опорожните холодильник и ящики с продуктами. Оставьте в доме только лук, уксус, соль, растительное масло и хлеб. Когда захочется кушать, порежьте лук дольками, посолите, сбрызните уксусом, помаслите и с хлебушком. Боже, как вкусно будет! Следующий раз тот же лук пассируйте на растительном масле, чуть подсолив и снова с хлебушком. Еще вкуснее будет! Следующий раз испеките луковицу, разотрите в пюре, подсолите, помаслите и опять с хлебушком. Лук уже надоел? Тогда налейте в блюдце растительное масло, подсолите, мочите хлебушек в масло и ешьте. Снова вкусно стало!
Жидкого хочется? Тогда две луковицы, целиком с шелухой, отварите в воде, посолите, добавьте растительное масло и хлебайте. Хорошо, достаточно луковой диеты. Можно идти в магазин за продуктами. Теперь от овощей – морковки, свеклы, капусты - глаза загорятся, такими желанными они станут.
Только, чур, покупаем что-то одно! Насытились! За следующим пойдете. А вот лук, уксус и растительное масло из дома не выпускайте.
Например, вы купили капусту. Ура! Уже можно щи приготовить. Как? Из одной капусты? А вы ели, русское щи? Только настоящее русское щи! Наверное, нет.
А вот мне пришлось и, не в такое далекое прошлое. Это было в 86 году, когда Чернобыль взорвался, и мы уехали в Москву к брату. Конечно, мой брат родом из Украины, и в его доме щи готовят с картошкой, пшеном и другими «прибамбасами». Соседка же их, исконно русская дама, позвала в гости и угощала:
- Сейчас я быстренько щи приготовлю, - сказала она.
Через десять минут она позвала к столу. В тарелке дымилась прозрачная вода, в которой плавала, порезанная на мелкие кусочки, капуста.
- Маслица положите себе в тарелочку – предложила хозяйка и придвинула поближе ко мне масленку.
Маслице я положила и стала хлебать. Но еда показалась мне мало соленой, я подсолила, потом чувствую, капуста сырая, недоваренная, и есть воду с сырой капустой почти невозможно.
- У вас перец есть?- спросила я, решив поперчить снадобье, чтобы дохлебать предложенное мне блюдо и не обидеть хозяйку.
Она бросилась к шкафчику, поискала, не нашла. Затем схватила табурет и полезла в верхние ящики. – Вот, есть, нашла, пожалуйста! – и она протянула мне цветной пакетик с надписью «Перец красный жгучий».
- Извините, я вам столько хлопот доставила…- оправдывалась я, но похлебку поперчила, но чуть-чуть, так как перец был красным и очень жгучим.
Это, все-таки немного помогло съесть блюдо до конца.
- Спасибо! Очень вкусно было! – солгала я.
Вот как, избалованные наши вкусы, воспринимают простую и легкую пищу.
« Акимов давно уже не ел свежего хлеба. Взял ломоть, нюхал, а откусывать не решался. Наконец откусил, жевал долго, с аппетитом.
- Много изумительного придумали люди, а хлеб – самая потрясающая находка человека.- Акимов причмокнул языком, не скрывая наслаждения.
- Обычный ржаной хлеб. Да к тому же еще крупного помола.
- А вот тем и дороже! А как пахнет! Заполнил запахами всю избу.- Акимов съел большой ломоть, съел бы и второй, но сам остановил себя: - Достаточно, надо оставить и на завтра». «Соль земли», Г.Марков.
« Первая встреча с китайцами происходит совершенно неожиданно. В одном из распадков бойцы видят толпу полуголых людей. Люди бегут к дороге, что-то кричат. Машут руками. Среди них старики и старухи с изъедеными трахомой веками, мужчины и женщины среднего возраста, страшные от худобы, а дети, начиная от грудных и кончая подростками, - все с распухшими животами.
На многих из человеческой одежды только самодельные шляпы из соломы чумизы. Большинство мужчин и женщин обнажены, их бедра прикрыты тряпицами и козьими шкурами. Весь облик людей таков, что не требуется никаких объяснений, чтобы представить их степень нищенства.
Китайцы выбегают на дорогу, становятся на колени и, воздав руки кверху, кричат тоскливыми, плачущими голосами. … Не нужно знать китайского языка – можно и так понять, что просят эти люди одежду и пищу.
- Кушо! Путо! Кушо! Путо! – слышатся пронзительные голоса.
Слова эти не китайские, не русские – они изобретены голодными, раздетыми китайцами по каким-то одним им известным ассоциациям.
У Тихонова влажнеют глаза, и он с ожесточением говорит:
- До чего же довели самураи людей! Это же первобытные!
Батльон останавливается. Идти дальше невозможно – дорогу преграждает живая стена.
Петухов входит в середину толпы. Его сердце не выдерживает: он вытаскивает из вещевого мешка гимнастерку, пару белья, портянки, сухари, банки с консервами и отдает это все в руки, протянутые к нему.
Солдаты спешат воспользоваться примером парторга. Десятки китайцев и китаянок на глазах у всего батальона обряжаются в гимнастерки и рубашки красноармейцев, жадно грызут сухари, острием камней раскрывают жестяные банки.
Благодарности китайцев нет предела. Они радуются подаркам, как дети, кричат еще громче.» «Орлы над Хинганом», Г.Марков.
Нет ничего страшнее голодной смерти. От макробиотического питания умереть нельзя, оно богаче любой другой диеты.
Могу дать рекомендации, как вести борьбу с желанием к куску мяса. Пищу надо солить и обильно специями посыпать: укропом, тмином, анисом, гвоздикой, кориандром и другими, кроме перца. Употреблять пищу с острыми кислыми овощами, соками. Чем острее и ароматнее будет пища, тем меньше будет хотеться мяса, потом и совсем можно от него отвыкнуть, что и противным станет.
Сегодня на ужин я ела зеленый горошек, смазанный кукурузным маслом и присыпанный специями, с черным хлебушком, тоже смоченным растительным маслом. Попила чай из трав в прикуску с медом. Сыта и душой довольна, чего и всем желаю.
Оксана Пион
Синее озеро
Синее озеро
В романе Георгия Маркова «Соль земли» повествуется о том, как в середине пятидесятых годов ученые-геологи и врачи изучали тайгу Сибирских земель. Они искали полезные ископаемые: железную руду, цветные металлы, уголь, нефть, г аз, а врачи исследовали озера и родники на их целебное действие. Синее озеро Улуюльского края и привлекло внимание доктора Анастасии Федоровны. В сопровождении местных жителей – юной девушки –таежницы Ульяны и ее отца Лисицына, Анастасия Федоровна побывала в тайге. Она собственноручно и воочию, да на вкус и запах обследовала места, где располагалось нашумевшее среди народа целительное Синее озеро.
Георгий Марков. Роман «Соль земли», отрывок в сокращении.
« - Ульянушка, дочка, гости с дороги. Ты возьми ведерко, сбегай к садку, выбери стерлядочек покрупнее. - Вы, Уля, чем же здесь занимаетесь? Готовите отцу обеды? – спросила Анастасия Федоровна. Рассказывая, девушка проворно исполняла свое дело: повесила котел с рыбой на таган, подбросила дров в костер. Лисицын, вытягивая как журавль, худощавые ноги, направился к реке. Там, склонившись над самой водой, росла смородина. Он вернулся с пучком смородиновых веток. - Подбрось-ка, Уля, в чайник для запашка, - сказал он вполголоса. Ульяна взяла смородинник, отделила одну веточку, с хрустом изломала ее на мелкие кусочки и бросила в чайник. - Кушать пожалуйте! Рыба готова, чай поспел. - Идеи, идем! – послышался голос Анастасии Федоровны. - А что, Михаил Семенович, вы могли бы сводить меня на Синее озеро? – вдруг, меняя разговор, спросила Анастасия Федоровна. - Я проведу вас к Синему озеру, - заметив колебания отца, предложила Ульяна. - А что вас, извиняюсь, на Синее озеро потянуло?- скрывая под смешком тревогу, спросил Лисицын. - Горячие ключи. - Вон оно что! – с облегчением воскликнул Лисицын. – Нашу лечебницу от ревматизма захотели посмотреть? Доброе дело! Тайга наливалась соками жизни. Гривы и косогоры покрывались травой. На черемуховых и рябиновых кустах зеленела нежная листва. По шершавым стволам сосен, пихт и кедров текли струйки пахучей смолы. Воздух был насыщен запахом молодой земли. В этот лучистый день, радостно сиявший над омытой дождями тайгой, Анастасия Федоровна шла с Ульяной к Синему озеру. Они без умолку разговаривали. Тропа, по которой они шли, змейкой взбежала на крутой холм, поросший редкими лиственницами и густыми зарослями колючего шиповника. Когда они поднялись на гребень, перед ними открылась обширная долина. - Как тут красиво! – воскликнула она, окидывая взором то долину, то холмы, то изогнувшееся синее, как небо, поблескивающее озеро. Когда они поднялись наконец на вершину холма, Ульяна вывела Анастасию Федоровну к самому обрыву. Отсюда открывался вид на все Синее озеро. - Прислушайтесь! Но Анастасия Федоровна уже слышала, она только не могла понять, откуда доносятся эти необычные звуки. Тонкий беспрерывный звон стлался над водой и лесом. - Что это за оркестр, Уля? – тихо спросила она. Ульяна посмотрела на нее, втайне испытывая наслаждение от недоумения Анастасии Федоровны, и загадочно сказала: -А звенит наш оркестр без перерыва сотни лет. – Это звенят, Анастасия Федоровна, ручьи. Они падают в озеро прямо с яра, и каждый из них несет с собой свою песню. По той же тропинке они спустились с холма в распадок. Дальше шли очень медленно. Анастасия Федоровна останавливалась возле каждого ручейка, осматривала его, набирала в горсть воду, пробовала ее на вкус, смешно причмокивая языком. Особенно надолго они задержались у родников, сочившихся из земли. Родники пузырились, выбрасывали воду клубочками. Заболоченная поляна была покрыта ржавчиной. Анастасия Федоровна, сбросив туфли, залезла в грязь. Грязь была вязкой, но чем сильнее ноги ее утопали в болоте, тем явственнее она ощущала тепло. Здесь, у этих родников, и лечились улуюльские охотники и рыбаки от ревматизма. В другом месте Анастасия Федоровна долго ковыряла дно ручейка палкой, а потом доставала из воды щепотку земли, обнюхивала ее и один раз даже лизнула. - Мне кажется, что Синее озеро содержит радиоактивные грязи. Конечно, все это требуется еще изучить, но как бы это было замечательно! Мы открыли бы здесь курорт, свой курорт для лесозаготовителей, охотников, колхозников, учителей.Анастасия Федоровна вообразила на этих холмах белые корпуса курорта. Она представила себе их так ярко, словно корпуса стояли уже на самом деле, краснея крышами, белея стенами и сияя стеклами широких окон. Ульяна сердцем поняла, о чем думает Анастасия Федоровна. - Когда я работала ,в Новоюксинске, я попыталась открыть там дом отдыха. Место нашлось, пожалуй, не хуже этого. Правда, не было озера. Облздравотдел откликнулся на нашу просьбу и послал специальную комиссию, Вот комиссия-то меня и провалила. Она изучила местность, и оказалось, что неподалеку есть малярийное болото. Вся работа была свернута. Другая бы на этом и успокоилась, а я.., с тех пор ношусь по районам и селам и все присматриваюсь к местам нашего края. Какая же красота у нас! Иной раз такое место отыщешь, что и на Кавказе не встретится. Да вот оно, Синее озеро! Смотри-ка, как пылает все! - Это мечта ваше жизни? – спросила Ульяна. - Да, Уля, это моя мечта. - Счастливая вы! У вас есть мечта жизни».« Хотите – верьте, хотите - нет. Бьют в том месте теплые ручьи и лежат пользительные грязи. За других говорить не хочу, а сам я годов пять тому назад, а может поболе, обезножил окончательно. И если б не эти грязи, сидел бы сиднем и по сей день» - рассказывал Лисицын. « В тот же день женщины намеревались побывать у истоков Гремучего ручья. Ульяна уже давно твердила о нем. Она помнила, что именно в этом ручье отец вылечился от ревматизма. - А вернее всего, - помолчав, продолжала девушка, - назван он так потому, что воды и грязи придают ему необыкновенную силу… Гремучий – дающий жизнь, здоровье...» « Пройдя метров сто, они оказались на круглой полянке. Гремучий ручей растекался здесь в болотце, и в траве, покрывшейся ржавчиной». « И вдруг в трех шагах от себя она увидела лежбище зверя. Сырая земля с точностю слепка отпечатала его могучие лопатки, ребра и маслаки ног. В том месте лежбища, где отпечаталась шея зверя, сохранились кровянистые пятна и клочки шерсти. По темному цвету крови и в особенности по сукровице на шерсти, Ульяна определила, что зверь ранен давно. Ей даже показалось, что рана у зверя была не пулевая. Слишком большим было поле, отмеченное кровью. «Либо на сушину напоролся, либо в драке пострадал»,- решила она. Анастасия Федоровна стояла неподалеку от Ульяны, не видя следов лежбища и не подозревая, что могло заинтерисовать девушку. - Сохатый сюда лечиться приходил, - уверенно сказала Ульяна. - Он тебе что, записку оставил? – усмехнулась Анастасия Федоровна, с любопытством глядя на девушку. Ульяна на шутку не ответила, подозвала к себе Анастасию Федоровну и так убедительно рассказала о страданиях зверя, что та только развела руками. - Этот факт, Анастасия Федоровна, вы непременно запишите в дневник. Ну, сами посудите, - пылко говорила Ульяна, - если зверь по своему животному инстинкту приходит сюда, чтобы исцелиться, то разве можно не верить, что вода и грязи здесь целебные?» « - А теперь я тебе, Максим, доложу. Слушай-ка,- сказала Анастасия Федоровна и, сев напротив мужа, рассказала о встрече с Мареем, о посещении Синего озера, о своих предположениях относительно целебных свойств родников. - А люди, которые действительно излечили на Синем озере ревматизм, известны тебе? - спросил Максим. - Известны! Вот, например, Михаил Семенович Лисицын, кивнула она на охотника, молча раскуривавшего трубку. - Два года, Максим Матвеич, я сиднем сидел, думал: ну, конец, отходил свое! – заговорил Лисицын. – А потом Уля с Ариной посадили меня в лодку и увезли к Синему озеру. Через месяц в Мареевку своими ногами пришел. В прошлом году праздновали пятнадцатилетие нашего колхоза, так я в клубе всех молодых переплясал. Лисицын засмеялся, проворно прошелся по крыльцу, притопывая ногами, повертывая ступни туда-сюда. – Носят! Носят, любезные!..А все Синее озеро. Без него наш брат, рыбак да плотовщик, давно бы окочурился». « Он дошел до Синего озера. У одного из родничков попил прозрачной, играющей мелкими колючими пузырьками воды и без задержки направился к Гремучему ключу.У истоков Гремучего ключа Лисицын сделал большой привал. Он разулся, освежился холодной водой, потом развел костер и вскипятил в котелке чай. Он лег у костра, закинул руки под голову и сладко задремал. Сон его был коротким, но до того целительным, что он проснулся как обновленный. Нудная ломота в ногах исчезла, нытье в пояснице как рукой сняло, голова была свежей и ясной». « Богато нынче будет в тайге, - рассуждал Лисицын, по сотням примет, порой едва уловимых, угадывая, какой обильный урожай подымается на улуюльских просторах. «Добудем и зверя, и птицу, насыпем в закрома и орехов, насобираем бочки ягод». Разве всего этого нет у нас, на Украине? Все есть и в наших лесах, и лесах Карпат и Закарпатья! И Синие озера есть, и горячие гремучие ключи есть, и курорты на них есть. Но это курорты, не каждый может теперь себе позволить такую роскошь, хотя и требует лечения. Радиоактивный ил? Многие илы содержат в разных дозах радиоактивность, но большей частью фоновую. Именно это оказывает целебное действие. После Чернобыля у нас все озера с илом содержат радиоактивный фон. По этому поводу писал всем известный Борис Васильевич Болотов: « Сейчас не только не опасно, но и целесообразно купаться в водоемах. В Днепре не так много водорослей, и сильного лечебного эффект не будет, так как вода проточная. А вот в Киевском море, особенно вдоль берега, где много водорослей, создались благоприятные условия для купания. Что касается осадков, то, действительно, в них есть радиоактивность. Но эти радионуклиды в организм не попадают, т.к. альфа-частицы экранируют жидкости, а гамма-кванты полезны, лечебны». Так что лечимся грязями бесплатно в любом озерке, которое есть поблизости от нашего жилья. Однако есть очень весомый недостаток многих наших рек, речушек и озерков. Прибрежное дно озер не илом богато, а черноземом. Ступнешь в такое озерцо и ноги в болоте погрузли так, что и не вытянешь. Советская власть плановым распахиванием земель под посевы сильно изуродовала естественные природные ландшафты. Поля и огороды упираются в берега рек и озер, они не защищены растительностью. Особенно опасно это, когда огород или спаханное поле подходят к берегам под уклоном. Весенние талые воды смывают грунт прямо в озеро или реку. От этого исчезли многие мелкие ручейки и речушки. Об этой катастрофе писалось неоднократно в газете «Сельские вести», но никто ничего не предпринимает, никто ничего не спасает. Берег любой реки или озера по природе своей обрастает растительностью, которая оберегает его границы, которая очищает его воды. «Ой, цветет калина в поле у ручья…»Украина славилась «калиновыми гайями", но где вы теперь увидите вдоль рек кусты калины или смородины? А природа этих кустов расти возле воды. Собирая травы мне не раз приходилось видеть, как хозяйский огород спускается к самой воде, и лишь узкая тропка отделяет хозяйство от водоема. Да посади ты в конце своего огорода кусты ягодные, и тебе польза и реке благодать. Да и огород такой, тоже не защищенный, ежегодно вымывается весенними водами , мельчает и обедняется на плодородие. Вот еще одна цель нашей жизни намечается, чтобы преждевременно не умирать – это высаживать вдоль озер кусты калины, рябины, бузины и смородины. Тащите их по весне со своих садов к озеру, чтобы в нем образовался болотный ил, а не болото.
Единство растительного и животного мира
О растительном и животном мире их единстве и отличии
Роль растений в природе
О роли растений для жизни человека на планете земля
Тепло и холод нашего тела
Состояние нашего организма в зависимости от сезонных ритмов в природе